Скрытые долины - [6]

— Так, — сказал я, и гадкие, тошнотворные предчувствия заклубились в моей душе. — Стало быть, вы решили защищать его? До последней капли крови? И вы, небось, принесли мне парабеллум?.. Я должен прикрыть вас с левого фланга…

Воробьёв и Пирогов переглянулись украдкой, и от меня не укрылось — нет, не укрылось! — виноватое выражение на секунду проступившее на их лицах.

— Ага! — воскликнул я. — Понимаю! Это вы станете прикрывать меня с флангов, а я приму на себя главный удар! Таков ваш план, верно?

Пирогов испустил глубокий вздох и пришлёпнул толстыми губами.

— Видишь ли… — сказал он. — Мы же не можем тебе приказать… Мы просим. Штука-то в том, что никто тебя прикрывать не станет. Не получается, — не тот расклад. Спасение мистера Ньюкантри — это полностью твоя миссия.

— Да не пугай ты его! — вскричал Воробьёв. — Можно подумать, что надо кого-то грудью заслонить от пули… Всё очень просто, очень тихо. Никакого риска. Никаких героических подвигов. Ты просто берёшь Новосёлова и отвозишь его к себе. Там его не найдут.

Я сразу понял, к чему они ведут, но спросил:

— Куда — к себе? В Автово?

— Ну что ты дурака валяешь?! — завопили они оба. — К тебе на родину! В город Стрельцов! Кто его там станет искать? Посидит в Стрельцове месяц, а мы к тому времени подготовим всё, чтобы ему за границу спокойно уйти…

— Короче, ты согласен приютить однокурсника? — спросил Пирогов, надвигаясь на меня животом.

— Да погоди ты! — я отпихнул Пирогова. — Каждый солдат должен знать свой манёвр. Объясните мне толком, кто решил убить Ньюкантри?

Они всплеснули руками:

— Ну тебе-то какое дело?! Серьёзные люди! Такие если возьмутся, то уж не отступятся.

— Что Олежка натворил?

— Да не всё ли равно?! Меньше знаешь, крепче спишь. Думаешь, мы полностью в курсе? Мы просто хотим спасти товарища.

— А вы, братцы, не предполагаете, что мистер и вправду заслужил?.. Я, например, не удивился бы. Новосёлов — он и подставить может, и наклеветать — не по злобе, конечно, а просто — в пылу вдохновения. Может быть, он кому-то жизнь сломал? Может быть, он миллионное дело провалил?..

— Да не дёргайся ты!.. — разволновался Воробьёв, хлопая ручками-крылышками. — Во-первых, мы не можем рассказать тебе всего, пока ты не изъявишь согласия. Во-вторых, мы и сами всего не знаем. В-третьих, будь спокоен: Новосёлов в этом деле чист и невинен. Типичный случай: задолжал, а отдавать нечем. Сейчас нечем, — а скоро будет чем, но этого «скоро» нужно дождаться где-то в укромном месте. Надо помочь человеку! Дело чести! Ведь это же наш товарищ! Однокурсник! Это святое! Пять драгоценных студенческих лет бок о бок с ним… Ты вспомни только!..

Я начал вспоминать. Вспомнил, как Новосёлов ни с того ни с сего выступил против меня на курсовом комсомольском собрании — рассказал во всеуслышание нечто, о чём я говорил ему с глазу на глаз… Вспомнил, как на моей свадьбе он напился и начал с настырностью маньяка клеиться к Татьяне, так, что пришлось применить кулаки — иначе дело не решалось… Вспомнил, как он перестал пускать меня в свою редакцию («Ты видишь: приёмная! секретарша! очередь! Что — особенный какой?!»)… Вспомнил, как я пытался пристроить к нему в газету несчастную Машу Чистякову, и каким кошмаром это для неё обернулось… Я разом вспомнил все его снисходительные усмешки, все вялые рукопожатия, торопливо отведённые глаза («Не заметил тебя, извини…»)… И ещё много, много всего я припомнил.

А они стояли справа и слева от меня и мучительно ждали ответа. Они не любили оккультизма и потому редко общались с Ньюкантри. Они помнили смешного, рыжего увальня, помнили драный свитер и рыжие космы; для Воробьёва, например, всякая мелочь из студенческой жизни теперь драгоценна: он в Питере бывает раз в пять лет, он никого из наших не видит, для него весь курс окружён одним общим ореолом прекрасного, невозвратимого прошлого, в котором давно утонули и обиды, и злоба, и ревность…

А я — неизвестно почему! — виделся с Новосёловым гораздо чаще, чем хотел! И я этому не рад! Я уже решил было никогда больше, ни за что, ни при каких обстоятельствах… И — на тебе!

— Ладно, я согласен. Как раз сейчас у меня отпуск на подходе… Прокачусь на родину вместе с Новосёловым. Но вы мне расскажите всё-таки…

Они облегчённо загалдели, не слушая друг друга. Оказывается, с мистером Ньюкантри им довелось встретиться не далее как вчера; вместе выпили, причём Олег уже после первой дозы расклеился, захлюпал носом и принялся прощаться навсегда. Поскольку выручить беднягу деньгами не представлялось возможным («Да вы таких денег и в страшном сне не видели!..»), решили помочь ему иначе. Воробьёв немедленно предложил Олегу укрыться в своём родном воробьёвском городе — в Кемерово, — но нет: оказалось, нельзя. В Кемерово жила какая-то добрая знакомая Ньюкантри («Они же в первую очередь туда полезут!.. Я же там каждый месяц бываю, это всем известно!..») Стали перебирать прочих знакомых, живущих вдалеке от Питера, — никто из них Новосёлову не подходил («Как я у него буду жить?.. Он же носки никогда не стирает? А к этому я не поеду, нет: он за свою жену убить может!..») Наконец, вспомнили меня, и мистер снизошёл («Да, Серый — он понимает. Я ему помогал не раз… Пускай-ка теперь он мне…»)