Скрытые долины - [7]

— Знаешь, — укоризненно сопел Пирогов, — мы как-то не думали, что ты можешь отказаться… Он же твой закадычный… Помнишь, на первом курсе, — вы же друг без друга шагу ступить не могли…

— А разве я отказываюсь? Я, кажется, согласился.

— Нет, — а что это за ирония? Парабеллум… Левый фланг… Дело-то не шуточное. Тут ирония совсем не нужна. Человека надо спасать.

— Ну, если человека, тогда конечно…

— Вот, опять ёрничаешь! А вдруг его убьют? Сам же станешь себя казнить!..

— Ладно, кончай нудить, Пирогов! — встрял Воробьёв. — Короче, Серый, завтра же бери отпуск и вечером поедешь. Только не проговорись никому!

Никто не спросил у меня, легко ли мне за день выхлопотать отпуск, есть ли у меня деньги на поездку, есть ли возможность поселить Ньюкантри на неопределённый срок в отцовской квартире в Стрельцове…

Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что в отпуск редактор меня гнал уже второй месяц, что неделю назад я получил жирный гонорар за научную брошюру для профессора из Университета культуры, и что квартира в Стрельцове пустует, ибо отец мой предпочитает жить на даче. Я заверил однокурсников, что драгоценная жизнь мистера Ньюкантри будет в безопасности, и мы втроём пошли пить пиво и вспоминать Любочку Пыльцову из студенческого бард-клуба.

* * *

Через день состоялась встреча с Ньюкантри. На розовой, дамского вида Тойоте Пирогов привёз меня на свою дачу в Ольгино. Мы проехали вдоль длинного ряда особняков — не слишком роскошных, но и не бедных, — пролетели мимо смрадного химического предприятия и углубились в трущобы полуразложившегося советского дачного посёлка. Здесь Пирогов сбавил скорость и начал старательно объезжать то лужу, то соседскую кошку, — кошек было много, и каждую из них он знал по имени. Пироговская дача стояла на отшибе посёлка, укрытая густыми зарослями черноплодной рябины, малины и одичавших яблонь, — когда-то завидная двухэтажная фазенда, ныне — бурая, просевшая, рассохшаяся руина. Пирогов внимательно осмотрел некошеный двор в поисках чужих следов, понюхал воздух, постоял, прислушиваясь, и наконец, осторожно достал развесистую связку ключей.

На первый взгляд, в доме никого не было. Сырой дух стародавних, отслоившихся обоев, разбитая чашка на столе, покрытая изнутри бронзовой коркой высохшего чая, на комоде пыльный, серый, прозрачный букет, — кажется, колокольчиков. Сумрачной, нежилой промозглостью дышало этот загородный убежище. Неужели Ньюкатри жил здесь уже вторые сутки? Я не мог в это поверить.

— У-гу!.. — пропел Пирогов. — Олег Васильевич! Каково поживаете? Это я, Вова, не бойтесь меня!..

Ни шороха, ни стука в ответ.

— Ньюкантри! — вновь воззвал Пирогов. — Не бойся, всё в порядке. Я один. Со мной Серёга Птахин!

— Так ты один или всё-таки с Серёгой? Не впадай в противоречие! — строго сказал кто-то со второго этажа. Не думаю, что удивлю вас, заявив, что тотчас узнал пронзительный — высокий и зычный — голос Олега Новосёлова. Голосом мистер был похож на плачущего младенца: пищит, но такого писка сокрушаются стены.

Потом послышались твёрдые шаги, потолок над нашими головами задрожал, потом заскрипела лестница — у каждой ступеньки свой голос, свой номер в концерте. Потом перед нами появился мистер Ньюкантри собственной персоной.

Он был нечёсан, космат, рыжая, всклокоченная борода его воинственно щетинилась, — и в противовес тому дорогой английский костюмчик Олега блистал неповреждённостью и мягким шиком. Как умудрился он, двое суток сидя на холодной, тёмной даче не помять на своём костюмчике ни складочки? Или он натянул костюм, услышав, как мы заходим?..

Ньюкантри стоял, расставив короткие кривые ножки, засунув руки в карманы брюк, пузом вперёд, бородой вперёд, и глядел на нас испытующе сквозь чёрные маленькие очки, сильно напоминающие старорежимное пенсне.

— Так, — сказал он. — Только двое. На улице никого? Хвоста не привели?

— Здравствуйте, Олег Васильевич! — сказал я укоризненно.

— Ах!.. — тихо воскликнул он, взмахом рук изобразив раскаяние. — Серёженька! Прости! Здравствуй, дорогой!

И он надвинулся на меня, раскрыв объятия, ухватил меня за плечи, и я увидел, как из зарослей рыжей, всклокоченной бороды вытянулись для поцелуя тонкие, мокрые губы. Я невольно отшатнулся.

— Не хочешь целоваться, хе-хе!.. — добродушно рассмеялся он. — Не правильно это. В древности всегда целовались. И у православных тоже, — а они-то понимают!.. С поцелуем передаётся положительная энергия. Кстати, почему влюблённые целуются, знаешь? Это подсознательная самозащита организма от тёмных сил, от сглаза соперников, от порчи!.. И ещё: при поцелуе положительная энергия небесной любви гасит отрицательную энергию чёрного секса!.. Слыхал про такое? Ладно, не хочешь целоваться, давай поручкаемся!

Я пожал его мясистую горячую ладонь.

— Господа! — сказал Пирогов. — Это всё хорошо, конечно: долгие приветствия и поучительные лекции, но задерживаться не стоит. Машина ждёт, автобус отходит через полтора часа.

— Автобус? — удивился Ньюкантри.

— Да, автобус до Стрельцова.

Новосёлов был неприятно поражён:

— Это что: двое суток трястись в автобусе? Братцы, вы каким местом думали?.. Не-ет! Не-ет! В вагончике, пожалуйста, в купейном, с постельным бельишечком, с чайком, с приятной соседочкой…