Скрытая биография - [38]

– Ладно, парень! Слухай мэнэ! Сядай спокойно и робы, шо я буду робыть!

Меня огорошило увиденное впереди. Я чуть было не соскочил с телеги. Мы подъезжали к новому свежерубленому коттеджу с большими окнами, террасой и черепичной крышей. Дальше вдоль дороги стояло несколько таких домов. На крыльце и скамьях около них сидели офицеры и солдаты. В глубине леса просматривался высокий дощатый забор.

Мой сосед на телеге снимал кепку и раскланивался перед немцами, я последовал его примеру. Дорога поворачивала и спускалась вниз.

Хозяин остановил коня, сообщил, что дальше ехать нельзя, скоро будет город. Далеко внизу, над кронами сосен, блестел купол церкви.

– Хлопец! Ежели ты ни брешешь и действительно тот, за кого соби выдаешь, смогу тоби помочь! – обратился ко мне крестьянин.

– Да нет же! Не вру! Я сказал правду!

– Тогда вот шо! Тоби трэба вэрнуться назад киломитров дэсять, у село Новосады.

Услышав слово «назад», я стал отказываться от предложения, но в разговоре понял, что крестьянин искренне сочувствует мне. Он рассказал, как обойти немецкий лесопильный завод, который мы проезжали, выйти вновь к сгоревшей деревне, а затем к шлагбауму на дороге. Оттуда будет видна деревня Новосады. Надо зайти в единственный дом под белой черепичной крышей, окна которого обращены в сторону леса. В доме встретит хозяйка, ей сказать, что послал меня из леса ее муж Георгий Лукич Василюк.

– Ступай! Я отвезу на мельницу эти мешки и вернусь, – пояснил Георгий Лукич.

Мы проехали еще немного. Надо было соскакивать, но меня придержал Георгий Лукич. Навстречу показались дрожки в упряжке парой. Рысью они быстро приближались к нам. На облучке сидели два солдата. Мы опять кланялись.

– Цэ бургомистр города Нарева, – пояснил Василюк.

В удобном месте я спрыгнул и углубился в лес. Проходя через пожарище, увидел старика и старуху, копавшихся в земле. Дальше с маршрута я сбился и к шлагбауму не вышел. Тогда решил самостоятельно пробираться лесом на запад. Вскоре вышел на большую поляну, где паслись коровы, а у костра сидели три мальчугана и пекли картошку. Ребята были плохо одеты: пальцы ног торчали из опорок, сделанных из автомобильных покрышек.

Встретили они меня дружелюбно, и мы разговорились. Ребята достали из противогазной сумки хлеб и две бутылки с молоком. Угощение я принял с благодарностью и с жадностью набросился на еду, даже не заметив, как отошел от костра старший мальчик. Он вернулся в сопровождении мужчины. Это оказался житель села Новосады, бывший сельский милиционер. Он предложил мне некоторое время пожить в лесу, в шалаше. Еду будут приносить, потом отправят в партизанский отряд.

Незнакомец, которому было за тридцать, внушал доверие. Я поблагодарил его за предложение и рассказал о встрече с Василюком.

– Он наш человек, ему можно доверять, – успокоил меня собеседник.

Мы пошли к опушке леса. Мой спутник предложил мне обождать минут тридцать. Если через это время он не вернется, значит, немцев в деревне нет и мне можно идти туда.

Выждав условленное время, я вышел из леса. Увидел нужный мне дом под черепицей. Калитка была не заперта, но на дверях дома висел замок. Пришлось укрыться во дворе за сараем.

Через несколько минут пришла хозяйка. В доме она была недолго и направилась к сараю. Увидев меня, не удивилась.

– Вы из леса?

Я все объяснил. Она указала на лестницу, ведущую на сеновал, куда я и забрался.

Через некоторое время хозяйка принесла мне ломоть хлеба с маслом и медом.

– Подкрепитесь! Наверное, проголодались!

Темнело, когда ко мне на сеновал взобрался Георгий Лукич.

– Ах, братко! Ах, братко! – радостно повторял он, обнимая меня. – Я так переживал. Так переживал!

Вечером, выставив на улицу дежурить двух дочек, Лукич привел меня в хату. Хозяйка Анна нагрела воды. В большой бадье мне устроили настоящую баню, облачили в белье из самотканого полотна, смазали и перевязали раны на ногах. Выложили на стол все, что было. С Лукичом мы выпили по стопке самогона. Разговор длился долго. Главное, Лукич обещал отправить меня к партизанам.

Как выяснилось, в белорусских селах, которыми я проходил, мне не помогали потому, что немцы под видом бежавших пленных засылали провокаторов. Население боялось приютить такого «беглеца», за это расстреливали, а хату сжигали.

В семье Василюка я поправился, окреп, хорошо отдохнул. Передумал я всякое и строил планы на будущее. Часто вспоминал Ивана Власовича Сылко. Гадал о его судьбе.

Каждый вечер Лукич приводил меня в хату и старался как лучше накормить. Даже поросенка зарезал. Я понимал, как рисковала вся семья.

Лукич уговаривал, чтоб я не торопился уходить. Мол, ноги еще не совсем зажили. Однако мне показалось, что настроение его падает. Совсем угрюмый, он возвращался из леса.

Наконец он не выдержал и сказал мне правду. Ему запретили приводить меня в отряд. Больше того, нещадно ругали, упрекали, что приютил провокатора и забыл, сколько бед было из-за таких, как я. Я и сам расстроился, сказал Лукичу:

– Иди завтра в лес и скажи, что я больше не намерен подвергать риску твою семью! Если они не возьмут меня в отряд – я пойду к фронту один! Если со мной что случится – будет на их совести…