Скряга Скрудж - [16]

Скрудж отшатнулся, бледный от страха. Впрочем не желая оскорбить духа, может быть, родителя этих чад, он хотел было сказать: «какие миленькие дети!», но слова сами собою остановились в горле, чтобы не участвовать в такой неимоверной лжи.

   — Дух, это ваши дети?

   Вот всё, что мог сказать Скрудж.

— Дети людей, — ответил дух; — они обратились ко мне с челобитною на своих отцов. Вот этого зовут: «невежество», а эту — «нищета». Бойтесь обоих и их потомства; но первого бойтесь больше — я на челе у него читаю: «проклятие». «Спеши, о Вавилон!» — возгласил дух, протягивая руку к городу, — спеши изгладить это слово — оно осуждает тебя еще более, чем этого несчастного: его только на несчастье, тебя на гибель! Дерзни сказать, что ты не виноват, клевещи даже на своих обвинителей: тебе это может послужить на время, для достижения твоих преступных целей; но… берегись конца!

   — И у них нет никакого пристанища! никаких средств! — вскрикнул Скрудж.

— Как!… Разве нет тюрем? — спросил дух, в последний раз насмешливо повторяя собственные слова Скруджа, — разве нет смирительных домов?

   Часы начали бить полночь.

   Скрудж посмотрел на духа, но духа уже не было. При последнем замиравшем ударе, Скрудж вспомнил предсказание старого Джэкоба Мэрлея и поднял глаза: призрак величественного вида, окутанный в широкую одежду с покрывалом, подлетал к нему, скользя по земле, как пар.

Четвертая строфа

   Призрак приближался медленно, важный и молчаливый. Когда он был уже совсем подле, Скрудж склонил пред ним колено, потому что призрак словно разливал вокруг себя в воздухе какой-то мрачный и таинственный ужас.

   Длинная черная одежда совершенно закрывала его с головы до ног и оставляла снаружи только одну вытянутую руку: иначе его было бы очень трудно отличить и отделить от густых теней ночи.

   Скрудж заметил, что призрак высокого роста, величавой осанки, и что таинственное его присутствие наводит на человека торжественный страх и трепет.

   Но более он ничего уже не мог узнать, потому что призрак не говорил ни одного слова, не делал ни одного движения.

   — Вероятно, я имею честь находиться в присутствии будущего праздника? — спросил Скрудж.

   Призрак не отвечал, но не опускал вытянутой вперед руки.

   — Вы мне покажете то, что должно случиться, но не случилось еще… не правда ли? — продолжал Скрудж.

   Верхние складки черной одежды на мгновение сблизились между собою, как будто призрак наклонил голову; но это движение было его единственным ответом.

Хотя и привычный к обращению с духами, Скрудж, всё-таки чувствовал такой ужас в присутствии этого молчаливого призрака, что у него дрожали ноги и он едва устоял на них, когда приготовился следовать за своим вожатым. Призрак остановился на мгновение, как будто хотел дать Скруджу время собраться с силами. Но волнение Скруджа только усилилось, особенно, когда он подумал, что сквозь этот черный саван на него устремлены неподвижные взоры призрака.

   — Дух грядущего! — вскрикнул он. — Я вас боюсь больше, чем всех прежних призраков; но так как я знаю, что вы желаете мне добра; так как намерение мое — переменить образ жизни, — я с благодарностью готов за вами следовать… Не заговорите ли вы со мной?

Нет ответа. Только вытянутая рука указывает вперед.

— Ведите меня! — сказал Скрудж. — Ночь быстро подвигается, а я знаю, что для меня это время драгоценно. Ведите меня, дух!

Призрак также удалился, как и приблизился. Скрудж следил за ним, в тени его одежды, и ему казалось, что эта тень поднимает и уносит его с собою.

   Нельзя сказать определительно, что они вошли в город: скорее город выплыл кругом них и охватил своим движением. Во всяком случае, они очутились в самом сердце Сити на бирже, между негоциантами: быстро шныряли негоцианты во все стороны, звенели деньгами в карманах, собирались в кучки — потолковать о делах, смотрели на часы, задумчиво побрякивали огромными брелоками… и т. д. — словом; всё были те же, какими так часто видал их Скрудж.

   Призрак остановился подле небольшой группы этих капиталистов, и Скрудж, заметив направление его руки, также подошел — послушать разговор.

— Нет, — говорил высокий и толстый джентльмен с чудовищным подбородком, — больше я ничего не знаю — знаю только, что умер.

   — Когда?

   — Прошлой ночью, кажется.

   — Как он распорядился своим состоянием? — спросил еще джентльмен с наростом на носу, похожим на зоб индейского петуха.

   — Право, не знаю… Может быть, завещал своему Обществу… во всяком случае: не мне — вот это я знаю наверное.

   Общий смех приветствовал эту шутку.

— Я думаю, — заговорил джентльмен с наростом, — похороны обойдутся ему не дорого: его никто не знал и охотников провожать его тело найдется не много. Впрочем я, пожалуй, пойду: мне была бы только закуска!

— Ну, так я всех вас бескорыстнее, господа! — заговорил джентльмен с двойным подбородком. — Черных перчаток я не ношу, на похоронах не закусываю, а всё-таки пойду, хоть без приглашения, и вот почему мне кажется, что покойник считал меня своим истинным другом — как ни встретится, всегда поговорит… прощайте, господа!

   Группа рассмеялась и смешалась с другими. Скрудж узнал всех этих господ и взглянул на призрак, будто хотел попросить у него объяснения.