Скрябин - [195]
Воспоминания современников об этих месяцах разрозненны. И тем не менее картина встает за картиной, и всякий раз за каждой из них таится предчувствие.
В одном из последних разговоров с Монигетти у него вдруг вырывается: «Вообще… все ужасно, ужасно изменилось… и я так устал… я состарился, я чувствую, меня ненадолго хватит…»
Гнесин вспоминал Скрябина в гостях у своей сестры. Здесь ценили сочинения композитора, собирали их. Евгения Фабиановна показывала композитору его фортепианные вещи — три тома в роскошных переплетах. Тот материал, из которого делался переплет, уже кончился. И Евгения Фабиановна, показывая композитору эти замечательные тома, вскользь заметит: «А вот как мне быть с последующими сочинениями — не знаю». И Скрябин бросит тревожный ответный взгляд, за которым стояло немое: «А будут ли они, эти сочинения?»
Сам Михаил Фабианович вспомнит еще одну встречу на квартире композитора, в самом начале 1915 года. Вячеслав Иванов с женой, Гнесин, Подгаецкий, Татьяна Федоровна и Александр Николаевич. Невероятно интересный разговор за чаем. Михаил Фабианович пишет музыку к театральному представлению, хочет соединить неточно интонированную речь (полупение, полуразговор) с ударными инструментами. Ему возражает Подгаецкий. Скрябин и Вячеслав Иванов с горячностью защищают Гнесина. Иванов даже рассказывает об участии ударных инструментов в древних мистериях. С них разговор как-то легко переходит на «Мистерию» Скрябина. И вдруг Гнесин видит: композитор страшно волнуется, его трясет мелкая нервная дрожь.
12 февраля в Малом зале Петроградской консерватории Скрябин дает концерт. Надежда Николаевна Римская-Корсакова поражена 9-й сонатой — и великолепным ее исполнением, и той жутью, которая запечатлелась в этом произведении. После концерта она подходит к Александру Николаевичу. Спрашивает: соната, похоже, имеет программу? Скрябин отвечает: да. Но ему интересно сначала услышать, как сама Надежда Николаевна объяснит эту музыку. Потом уже, почти во всем с ее впечатлениями согласный, рассказывает: «Начало этой сонаты — темные силы, средняя часть — кошмар, конец — опять темные силы». То, что слышала Надежда Николаевна в концерте, было очень на это похоже. Но исполнение преобразило эту несколько «общую» программу, и музыка явилась в более четком облике: «начало — подкрадывающаяся смерть, середина — бред и борьба с нею, конец — смерть».
И все же тогда, 12 февраля, за месяц до кончины, Скрябин был «оживлен и бодр, глаза его горели». Он был снедаем грандиозными планами — был готов окончить музыку «Предварительного действа» к осени. О «жизнелюбии» Скрябина в пятнадцатом году свидетельства тоже есть. Его предчувствия то и дело гасятся творческими порывами.
Таковы последние месяцы композитора. Смесь уныния и надежд. Упадок сил чередуется с воодушевлением. Евгений Гунст вспоминает последнюю свою встречу с Александром Николаевичем. Скрябин зашел к своему восторженному почитателю вечером, просто посидеть. «Вид у него был жизнерадостный, полный энергии и сил. Мы разговаривали с ним на его любимую тему о «Мистерии», причем он определенно и уверенно говорил об окончании к осени текущего года «Предварительного действа», которое должно было служить как бы преддверием к этой «Мистерии». Далее разговор перешел на тему о его предстоящих концертах по Волге и о ближайшей поездке в Петроград. Вскоре он простился, как сейчас вижу, весь сияющий побежал по коридору, шутливо припрыгивая. Беззаботно-радостная, легкая, как бы в воздух взлетающая походка была для него особенно характерной, когда он приходил в хорошее настроение. Я проводил его до передней; он оделся и ушел…» Казалось, сочинитель «Мистерии» был полон надежд и творческих сил. Но тот же Гунст свидетельствует в краткой биографии композитора: «За последнее время он стал впадать в состояние беспричинной тоски».
В Петрограде, 2 апреля, Скрябин дал последний концерт, один из самых блистательных. По воспоминаниям Оссовского — «играл с необыкновенным вдохновением и проникновенностью». И вместе с этим душевным подъемом многие заметили и странную подавленность. Скрябин сам не понимал, что его угнетает, уверял, что никаких реальных причин для этой душевной тяжести нет, но он чувствовал на себе дыхание чего-то зловещего.
По свидетельству Ипполитова-Иванова, все дальнейшее — чистая случайность: в вагоне поезда из Петрограда в Москву композитор «неосторожно сорвал на лице маленький фурункул, куда, очевидно, попала инфекция». В изложении Гунста последняя болезнь Скрябина — это нечто роковое, почти предопределение:
«Вернувшись в субботу 4-го апреля из Петрограда в Москву, А. Н. вскоре же заметил, что у него на том же самом месте верхней губы образовался небольшой прыщик. Обстоятельство это начало его несколько волновать, так как ему 14-го апреля предстояло довольно большое концертное турне по Волге и он боялся, что прыщик этот, могущий превратиться вновь в фурункул, заставит его отложить на долгое время поездку».
Три дня по возвращении из Петрограда — все, что осталось ему прожить спокойно после одного из самых блестящих концертов. Не о них ли вспомнит Елена Фабиановна Гнесина?
Это наиболее полная биография великого композитора-новатора. Дотошное изучение архивов, мемуаров современников и умелое привлечение литературных и эпистолярных источников позволили автору воссоздать объемный образ русского гения, творчество которого окружали глухое непонимание и далекие от истины слухи.
Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.
Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.