Скрижали - [3]

— Что ты хочешь этим сказать? Что?

— Что слышал, прохиндей! Выписка, все документы готовы. Устрою перевозку до аэропорта, носилки, сумку–укладку с лекарствами, шприцами. Чтоб утром до девяти духа её не было в Онкоцентре! Иначе вместо Израиля попадёшь туда, где уже побывал. Сопровождать больного нужно в белом халате — дам свой. Прилетишь из Тбилиси — немедленно все это вернёшь.

Сейчас, сидя в машине, озаряемой переменчивыми огнями вечерней улицы, Борис Юрзаев с жалостью к себе перебирал события прошедших суток. Он же хотел добра этой старухе, добра её многочисленной родне. В очередной и последний наезд в Грузию весь январь и часть февраля странствовал из одной семьи в другую, лечил на квартирах кого ни приводили, брал деньги — сколько давали. Набралось что‑то около трёхсот тысяч. Нужно же было зашибить денег на отъезд — на билет, на паспорт, на визу, на отправку заранее багажа в контейнерах. Даже три веника отправил, даже две пары валенок. Для Танечки. Линка по телефону жаловалась: зимы холодные, отопления нет, у девочки ноги стынут. Кто б мог подумать, что в этом Тель–Авиве, почти в Африке, понадобятся валенки!

Если б под конец поездки не завели в тбилисский дом со всеми этими верандами, лестницами и галереями и не стали все эти душевные, гостеприимные люди умолять спасти заболевшую раком родоначальницу всего клана — тётушку Кетован, то и кончилось бы все хорошо. Но нет, целовали руки, всучили тысячу долларов. Соблазнился. И не столько долларами, сколько их верой. Сам поверил, что вылечит, исцелит. На свою голову увёз с собой в Москву, исхитрился за деньги пристроить в Онкоцентр, в отдельную палату с уговором не трогать, не оперировать, каждое утро приезжал, махал руками, посылал энергию с информацией… А теперь вот «концы отдаёт»… Наверняка началась раковая интоксикация. Летит сейчас в самолёте, на носилках, поставленных поперёк трёх кресел. И Витька Никольский рядом со шприцем. Хорошо хоть отыскал его, дурака, на дежурстве в поликлинике, уговорил сопровождать, дал денег. Полночи мотался на машине меж аэровокзалом и Внуково, пока добыл‑таки четыре билета, щедро по десять тысяч «верха» за каждый отстегнул, добыл‑таки, хоть и на рейс поздний, на 18.30. Проводил. Хорошо, хоть ещё жива, пусть и без сознания. Может, долетит живая…

Жалко было тётушку Кетован, так доверчиво она относилась к нему, жалко себя: ведь искренне хотел ей добра, сколько сил ухлопал, сколько бензина проездил, всё равно никакая операция ей бы не помогла, глупость всё это, глупость! Только чудо, только энергетическое воздействие. Ну не вышло, не получилось…

Как не получилось? Получилось! Не было б этой истории с несчастной тётушкой Кетован — не было б этой сумасшедшей ночи, когда под конец, уже там, в Онкоцентре, Витька Никольский вспомнил про «Скрижали»: «Если б у нас были крамеровские записи, может, мы бы её вылечили. Помнишь, однажды на занятиях сказал: у него есть тетрадь, где собрана мудрость мира, и если ею овладеть, человек вроде бы способен творить чудеса…»

В самом деле, как это могло вылететь из головы? Говорил Крамер, говорил, мол, кто поднимется до определённого уровня, тот получит эти «Скрижали». И надо же, как умерла его Анна — всех разогнал. И сам, как назло, исчез.

Катастрофа, Боречка, катастрофа. Без «Скрижалей» никак нельзя уезжать, нельзя. А может, Крамер все‑таки давал их кому‑нибудь? Кто был его любимый ученик?

Борис Юрзаев включил зажигание, габаритные огни и поехал к живущему здесьже, неподалёку, в одном из тихих старомосковских переулков сотоварищу по распавшейся группе — Леониду Медведеву. Правда, уж кто‑кто, а Леонид не был любимым учеником Крамера.

Артур Крамер постоянно огорчался, когда Леонид, степенно оглаживая свою дремучую чёрную бороду, докладывал о необыкновенных эффектах, которые происходили в результате заданных упражнений. «Ничего этого не было, — перебивал Крамер. — Вы все это где‑то вычитали. Как и большинство технарей, вы ведь в душе во все это не верите и поэтому практически ничего не делаете. Зачем вообще вы ко мне ходите?»

Леонид, так же степенно поглаживая бороду, невозмутимо соглашался, что привирает, говорил, что приналяжет, догонит…

Все чаще и чаще Крамер в сердцах поговаривал, что давно уже следовало бы большую часть группы разогнать и только убеждение, что он не имеет на это права, что человека к человеку приводит не слепой случай, — только это заставляет его терять с ними время.

Но Борис Юрзаев подозревал, что Крамер не выгонял нерадивого ученика ещё и потому, что тот всегда приносил с собой стопку редких, часто старинных, антикварных книг, которые разыскивал Крамер. Через неделю–другую он возвращал их Леониду прочитанными и получал новую порцию. «А сами‑то вы прочитали это все?» — спрашивал он Леонида. «Прочитал. В своё время», — уклончиво отвечал тот.

— Добрый вечер, Леня. Срочно, сейчас же вари кофе! Очумел. В глаза хоть спички вставляй. Ночь не спал. А твои спят?

— Ты и вправду очумел. Еще только начало девятого. У нас кот подыхает. Жена выпросила полтыщи, помчалась с ним в ветеринарную неотложку, в какой‑то кооператив. Пошли на кухню.