Скрипач - [23]

— Я ведь сказала тебе, чтобы ты не касался этой темы, — начала я потихоньку терять контроль над собой. — Еще одно слово — и никакого кофе ты не дождешься, ясно?

— Как хочешь, я всего лишь хотел тебя предупредить. Этот тип какой-то мутный, что-то с ним не так. Вот когда-нибудь ты увидишь, что он не тот, за кого себя выдает.

— Да ни за кого он себя не выдает! — стукнула я кулаком по столу. Испуганно звякнули ложки в чашках, подпрыгнул лежащий на столе нож. — Он скрипач, играет в «Империи». Кем еще он, по-твоему, может быть, бандитом с большой дороги, маньяком, кем? А то, что у него вид странный, так это из-за болезни. У него какое-то генетическое заболевание. И все, замяли этот разговор, больше я не предупреждаю!

И тут за стенкой заиграл мой скрипач. Видимо, он уже вернулся. Музыка легко проникала сквозь кирпичные стены. Она вонзалась в меня сотнями раскаленных игл, яростная, безумная, злая. Скрипка кричала, выла, издевательски хохотала. Мне стало страшно и больно. Я увидела, как лицо Славки помрачнело — видимо, и его пробрало до костей. Музыка Ника не для слабонервных, мне ли этого не знать.

— Псих, точно псих, — прошептал он, а потом добавил зло: — Какие же вы, девчонки, мазохистки! Почему вам не нравятся нормальные, здоровые ребята? Почему вам подавай очередного больного на всю голову гения? Неужели обязательно надо кому-то приносить себя в жертву? Не понимаю, честное слово, этого я не понимаю! Конечно, у него такой романтичный вид, эта болезненная бледность, эти горящие глаза! Весь такой возвышенный и противоречивый. Где уж нам, тупым мужланам. Хорошо, закроем эту тему, раз уж ты ничего не хочешь слушать.

Он замолчал, понимая, что разговаривать со мной на эту тему бесполезно. Уже в полном молчании выпил кофе, к бутербродам даже не прикоснулся. А музыка не успокаивалась, мне казалось, что она пытается выгнать Саватеева из моего дома. Я видела, как на его лице появилась гримаса боли, а руки отчаянно сжали виски. Видимо, у Славика заболела голова. Он сжал зубы и даже застонал тихо.

Мне стало его жалко. Куда ему тягаться с Ником! Мой скрипач и не из таких, как Саватеев, жилы умеет тянуть. Я уже не сомневалась, что в его музыке есть что-то такое, что подчиняет людей, вытаскивает на белый свет все их жалкие и тщательно скрываемые пороки и недостатки. Он играл не на струнах, а на человеческих слабостях, заставляя людей быть самими собой.

Славик резко поднялся и направился к двери, забыв даже про конспекты. Я напоминать не стала, ждала, когда же он, наконец, избавит меня от своего общества. Как же все неудачно получилось. Сколько раз я, поднимаясь или спускаясь по лестнице, ждала, что встречусь с Ником. И мне не в чем было бы себя упрекнуть, потому что это была бы случайная встреча. Но ни разу мне не повезло. А тут, как назло, в самый неподходящий момент. Он теперь, наверное, будет думать, что Саватеев — мой парень. Я вспомнила его жесткий презрительный взгляд, и на душе стало совсем паршиво.

Уже в подъезде, перед тем как я закрыла за ним дверь, Славка обернулся и тихо, но ясно произнес:

— Мне жаль, что я ничем не могу тебе помочь.

— Я в помощи не нуждаюсь, — ответила я раздраженно.

— Видела бы ты себя, — сказал он, — еще как нуждаешься. Жаль только, что ты никому не позволишь тебе помочь.

— Обойдусь без скорой психологической помощи. А ты выброси это из головы, ты слишком много понапридумывал.

— Я был бы рад, если бы это было так. Но я не слепой.

Он сам закрыл дверь моей квартиры, и я услышала его торопливые шаги на лестнице. На душе стало так паршиво, как будто я кого-то близкого предала. Ведь Саватеев прав, он озвучил то, что я и сама чувствовала. С Ником что-то не так, и болезнь к этому отношения не имеет. Черт! Надо было все-таки послушать, что же имел в виду мой бдительный однокурсник! Кто знает, может, Славке удалось бы сформулировать то, что я себе никак не могла объяснить! Ну ничего, я у него как-нибудь потом спрошу.

А музыка не умолкала, словно Ник хотел отыграться на мне за что-то. Она казалась мне пыточным инструментом, наверное, в Средние века инквизиция вполне могла бы так пытать своих жертв. «Получи, чертова еретичка, за свое неверие!» — кажется, это она сказала, скрипка, или я уже начинаю потихоньку сходить с ума и придумываю все эти страшные истории. Сердце пронзила резкая боль, дышать стало трудно, я даже поверила, что умираю, но музыка резко прервалась. Стало легче. Я вдохнула полной грудью и выпила залпом целый стакан холодной воды. Вытерла со лба крупные капли пота и замерла от страха, что все может повториться вновь. Руки тряслись, как у алкоголички. Мелькнула мысль, что надо бежать из дома куда глаза глядят.

И вновь полилась музыка, но на этот раз Ник заиграл другую мелодию. Тихая и спокойная, она возвращала меня в детство, когда я была беспечна и счастлива, а мир вокруг меня напоминал добрую сказку. Но в какой-то момент в музыке появилось напряжение и нервозность. Она понеслась в пестром круговороте прожитых дней, выхватив меня из безмятежного детства и бросив в бурную юность. А потом в ней появилась безысходность и предчувствие скорой смерти. Удивительное дело, за несколько минут передо мной пролетела вся человеческая жизнь, не такая уж длинная, хотя и не настолько короткая, чтобы легко вместиться в тот маленький отрезок времени, пока играла скрипка. И вот я почти увидела умирающего человека, только лица его я разглядеть не могла, но мне показалось, что это я, старая и больная. Я знала, что жить мне осталось совсем мало, всего несколько минут. На какой-то миг мелькнула надежда, и вот ее сменила агония. Я умерла. Кладбище, похороны, серое осеннее небо. Я видела, как гроб на веревках опускают в могилу. Все, финал. Первые комья земли ударили о крышку гроба. Меня больше нет и уже никогда не будет. Печаль, невыносимая, горькая печаль и безысходность.