Скрипач - [2]

— Начинается! Пап, я же просила перестать меня опекать. Я уже взрослая девочка, живу самостоятельной жизнью и вполне в состоянии о себе позаботиться.

— Я никогда к этому не смогу привыкнуть, — грустно признался отец. — Да, ты уже взрослая, и поэтому я переживаю за тебя еще больше. «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!» — с пафосом воскликнул отец, и я пожалела, что полезла к нему со своими вопросами. Но то, что меня интересовало, я все-таки выяснила. Ничего неожиданного, все именно так, как я и думала.

* * *

Когда со мной это случилось в первый раз, то никакого страха не было, лишь чувство неловкости, потому что очнулась я на лестничной площадке в полупрозрачной ночной рубашке. Я танцевала какой-то безумный танец и, даже проснувшись, еще какое-то время все никак не могла остановиться. Хорошо, что было три часа ночи и никто не шарахался по подъезду, даже старая склочница, вездесущая Раиса Петровна, в это время мирно спала в своей постели, а не подглядывала, как обычно, в дверной глазок, едва заслышав шаги на лестнице.

Я тогда выглянула в окно и посмотрела в ночное небо, потому что хорошо помню, что так действует на некоторых людей полнолуние. Но в небе скромно висела лимонная долька юного месяца и до полной луны было еще ой как далеко! Тогда пришлось мне все списать на приближающуюся сессию — нервы, усталость и все такое.

* * *

Я посмотрела на часы — без четверти десять. Скоро явится мой новый сосед, которого я еще ни разу не видела, и начнет играть на скрипке. Играет он замечательно, даже удивительно, что ограничивается рестораном, с таким талантом можно с чистой совестью податься на большую сцену.

О том, что сосед играет в ресторане, я узнала от той же Раисы Петровны — нашего местного информбюро. Эта старая сплетница знала все и про всех. Ей бы в разведке работать!

Как только сосед заселился, Раиса тут же нашла повод его навестить и попыталась выяснить как можно больше о нем и о его жизни, но прокололась. Сведений она почерпнула так мало, что ей пришлось кое-что додумывать самой. Только я уже четко определяю, где правда, а где Раисины фантазии.

Обидевшись на неразговорчивого соседа, старуха записала его в свой черный список, и теперь можно быть уверенной, что спокойно жить она ему не даст. Бедный парень, теперь ему придется жить в постоянном напряжении, потому что любой промах будет использован против него. Но пока Раисе придраться было не к чему. Представляю, как она страдает от этого. Новичок даже женщин не водит на съемную квартиру, не говоря уж о том, чтобы затопить соседей или устроить несанкционированную оргию. За это Раиса объявила его голубым и долго трепалась на лавочке под моим окном о том, что в старые времена за это сажали, а теперь люди совсем стыд и совесть потеряли и ничего не боятся.

Так и есть, вскоре заиграла скрипка и я услышала, как в подъезде заорала Раиса. Ее хриплый голос звучал, как бухенвальдский набат, не надо было даже прислушиваться, чтобы услышать, что она там орет.

— Да сколько можно?! — вопила неугомонная старуха. — И пиликает, и пиликает. Спать порядочным людям не дает. Это вам не филармония, а жилой дом. Если это не прекратится, я участковому пожалуюсь. Паганини хренов.

— Извините, — ответил ей чей-то спокойный голос, — но еще нет одиннадцати. Хочу вам напомнить, что я имею полное право играть на скрипке с шести утра до двадцати трех часов.

— Есть, — торжествующе заверещала Раиса, — уже есть одиннадцать. Уже три минуты двенадцатого, чтоб ты знал!

Надо же, дождалась старушенция своего звездного часа. Скрипач увлекся и опоздал на целых три минуты. Теперь у старухи есть веский аргумент в борьбе с ним — «мешает спать порядочным людям». Я не сомневалась, что крови неизвестному музыканту наша Раиса Петровна попортит много. Отравит его безоблачное существование ядом «народного гнева». Захотелось выйти на площадку и посмотреть на таинственного незнакомца, чью музыку я слушала все это время сквозь стены с огромным удовольствием. Как он играл! Но, когда в подъезде бесчинствует Раиса, лучше туда не высовываться — это неписаный закон. Поэтому я сдержалась и лишь вышла в коридор и прислонила к двери ухо.

— Извините, — все так же спокойно произнес скрипач, — этого больше не повторится. Я немного увлекся.

— Конечно, не повторится, — уверенно заявила Раиса, — потому что тогда тебя, мил человек, выкинут отсюда в двадцать четыре часа. Ты же снимаешь эту квартиру, да?

— Допустим, — согласился мой новый сосед, — но я не вижу причин, по которым меня можно было бы отсюда выселить, я никаких законов не нарушаю и никому не мешаю жить…

— Мне, — возмущенно гудела старуха, — мне мешаешь. У меня, между прочим, гипертония, мне покой нужен, а ты тут устраиваешь свои концерты. Напьется у себя в кабаке и день с ночью путает. Алкаш.

— Что вы несете?! Я вообще не пью, — попытался оправдаться несчастный парень, — даже пиво.

— Ну, значит, наркоман, — вынесла свой приговор Раиса. — Развелось тут всякой нечисти, так и ждешь, что или ограбят, или убьют.

Я почувствовала неловкость. Так со мной происходило всегда, когда я сталкивалась с чьей-то бесцеремонностью и наглостью. И пусть меня лично это не касалось, но почему-то мне никак не удавалось избавиться от этого нелепого чувства стыда за чужие поступки.