Морской волк Улуч Али свою битву не проиграл.
В самом конце боя он почувствовал себя дурно. В глазах потемнело.
Немудрено — в схватке с галерами христианского арьергарда шальная пуля на излёте ударила в шею. Верный Махди Аль-Джабир попытался увести своего господина в каюту, но паша отмахнулся. Ерунда, блошиный укус, не более. Его настолько захватила возможность вновь поглумиться над мальтийцами, что он даже не замечал боли и лишь когда знамя Ордена затрепетало на мачте под тремя полумесяцами, отдал себя в руки врача.
Теперь госпитальеры все зубы в труху изотрут. Тут их позор куда больше, чем в той памятной, двухлетней давности погоне Улуч Али за Сан-Клеманом. Тогда паша взял отличную добычу, три мальтийских галеры, битком набитые отборными сицилийскими винами. Одна из галер, лантерна, стала его флагманом. Успех мог бы быть и больше. Трусливый и жадный иоаннит Франсуа Сан-Клеман вместо того, чтобы защищать знамя Ордена, спасал своё добро. Если бы не один из рыцарей, который не забыл о чести, да помогавший ему отважный и ловкий писарь, Улуч Али владел бы уже двумя орденскими знамёнами.
Ну ничего. Зато какое удовольствие ему потом доставили новости о метаниях обгадившегося Сан-Клемана, который даже бегал к Папе, дабы тот защитил его от гнева мальтийцев. Понтифик спасать труса не пожелал, посоветовал ответить за свои дела. Суд, позор и казнь. Поделом дураку, который мог бы встретить берберов лицом к лицу и тогда кто знает, как бы всё повернулось. Отличные пушки были у Сан-Клемана, великолепные галеры. Его "Капитана", теперь именуемая "Аль-Бахт"[15] — чудо как хороша.
В каюте Улуч Али зашатало, и он грузно сел на койку. Ноги будто ватные. Едва смог снова встать, чтобы с помощью слуги снять доспехи — чернёный дорогущий донеми зир[16] и шлем-чичак, дамасской ковки, украшенный золотыми изречениями из Корана.
Паша разоблачился до шальвар. Нижняя рубашка возле ворота побурела от крови. Ему повезло, стреляли издалека, кроме того, пуля сначала чиркнула о науш шлема. Вошла в тело неглубоко и не задела важных артерий.
Когда Махди Аль-Джабир принялся его осматривать, Улуч Али позволил себе поморщиться.
— Что-то ты бледен, Аль-Джабир. Ты сам случаем не ранен?
— Прошу тебя помолчи, мой господин, пока я не закончу. Нет, я не ранен. Просто не так давно накатила внезапная дурнота. Уже прошло. Не знаю, что это было, но видел, как несколько человек тёрли глаза, один стоял на четвереньках, а двое блевали через борт.
Улуч Али со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы: врач нащупал пулю.
— Ещё чуть-чуть, мой господин, потерпи. Вот и всё. Твоя пуля.
Он показал её паше на окровавленной ладони.
Улуч Али усмехнулся. Слуга подал врачу чистое полотно и тот принялся перевязывать пашу.
В дверь каюты постучали.
— Кто там Тарик? — спросил Улуч Али, — впусти.
Дверь отворилась и извечно немногословный, невозмутимый Тарик Аш-Шахин, телохранитель бейлербея, пропустил внутрь капитана "Аль-Бахт".
— Что там происходит, Ибрагим-реис? — спросил Улуч Али.
— Мы оторвались, мой господин. Кафиры отстают. Всего вырвалось двадцать пять кадирг и семь калите.
— Ветер?
— Резко изменился, дует с севера. И что-то странное творится, мой господин.
— Странное?
— Сейчас закат.
— Какой закат, что ты несёшь, Ибрагим-реис? Тебя ударили по шлему?
Капитан согнулся в поклоне.
— Нет, мой господин. Я в своём уме и сознаю, что мои слова звучат, как речь безумца, но сейчас действительно закат. Солнце садится.
— Дай руку.
Капитан протянул руку паше и помог ему встать.
— Мой господин… — попытался было урезонить пашу Аль-Джабир, но тот лишь отмахнулся.
Слабость отступала. Улуч Али глубоко вздохнул, мягко оттолкнул капитана, давая понять, что способен стоять на ногах без помощи. Слуга подал ему шёлковый халат, после чего все присутствующие поднялись на палубу.
— Шайтан… — прошептал Улуч Али, оглядев горизонт.
Подобно Каэтани и его людям он отметил отсутствие следов сражения.
— Поистине, шайтан и его войско видят вас с той стороны, которой вы не видите… — пробормотал Ибрагим-реис. — О, Аллах, я прибегаю к тебе от наваждений шайтана…
— Может быть это мир джиннов? — предположил врач.
— Впервые слышу, чтобы в мир джиннов можно было попасть посреди моря, — сказал Улуч Али.
— Что нам предпринять, мой господин? — спросил Ибрагим-реис.
Улуч Али некоторое время молчал, разглядывая галеры Каэтани. Они явно удалялись, сбились в кучу и судя по всему, преследовать его отряд не собирались. Потом он долго смотрел на багровеющий небосвод. Никто из окружения не смел вымолвить и слова.
Наконец. паша распорядился:
— Ибрагим-реис, я буду говорить с людьми.
Капитан кивнул, прошёл на середину куршеи и прокричал:
— Воины! Внимайте слову паши!
Обычно Улуч Али обращался к воинам с высокого рамбата, но теперь он хотел, чтобы его видели и гребцы, потому остался на юте. Бойцы сидели на палубе, отдыхали. Услышав призыв, поднялись на ноги. Насколько позволяла узкая куршея, приблизились к корме.
Улуч Али переводил взгляд с одного на другого. Пёстрое сборище. Здесь были его верные берберы-пираты, янычары и спешенные всадники-сипахи из сухопутной армии Пертау-паши, коих Муэдзинзаде повелел посадить на галеры. Суровые обветренные лица встревожены. У многих в глазах читается страх.
