Скованные одной цепью - [2]

— Конечно.

— Я была та еще оторва, верно?

— Ты здорово играла в теннис.

— Но это не мешало мне быть оторвой. Не надо пытаться подсластить пилюлю.

Майрон воздел руки к потолку:

— Тебе было всего восемнадцать.

— Семнадцать.

— Семнадцать, восемнадцать — какая разница. — Перед ним вдруг возникла картинка: вовсю печет солнце, Сьюзи со светлыми волосами, стянутыми в конский хвост, по лицу гуляет порочная улыбка, а по мячу она лупит справа так, словно это ее личный враг. — Ты тогда только перешла в профессионалы. Подростки развешивали в спальнях твои фотографии. Думали, вот-вот героиней легенд сделаешься. Родители землю рыли. Чудо еще, как ты выстояла.

— Вот-вот.

— Ну так в чем дело?

— Я беременна. — Сьюзи посмотрела на свой живот, словно он только что появился.

— Ну да, это я заметил.

— Жизнь, знаешь ли, хорошая штука. — Голос ее сделался мягким, задумчивым. — В общем, после всех тех лет, что была оторвой… я познакомилась с Лексом. Музыку он пишет классную, раньше так не писал. Теннисная академия процветает. В общем, все хорошо.

Майрон ждал продолжения. Взгляд Сьюзи остановился на животе, она словно видела, что в нем. Вероятно, так и есть, подумал Майрон.

— Тебе нравится быть беременной? — спросил он, просто чтобы поддержать разговор.

— То есть нравится ли носить ребенка, в чисто физическом смысле?

— Да.

— Не могу сказать, что я на седьмом небе от счастья, — пожала плечами Сьюзи. — Но я вполне готова к родам. И вообще это все интересно. Некоторые женщины обожают быть беременными.

— А ты нет?

— Ощущение такое, словно на мочевой пузырь поставили бульдозер. По-моему, женщинам нравится быть беременными, потому что это позволяет им чувствовать себя какими-то особенными. Вроде как маленькими знаменитостями. Большинство женщин проводят жизнь в тени, но стоит им забеременеть, как все вокруг начинают суетиться. Может, это прозвучит сурово, но мне кажется, беременные любят аплодисменты. Понимаешь, о чем я?

— Думаю, да.

— Ну а я свою долю аплодисментов уже получила. — Она подошла к окну и выглянула на улицу. Потом снова повернулась к Майрону. — Между прочим, ты заметил, какие у меня большие сиськи?

— Гм… — Ничего большего Майрон выдавить не решился.

— Подумать, так отчего бы мне не связаться с «Ла-Ла-Летт» на предмет новой фотосессии.

— Снимки во всех ракурсах?

— Вот именно. Эти птички могут отправиться в новый большой полет. — И она накрыла груди ладонями, на тот случай если Майрон вдруг подумает, что речь идет о каких-нибудь других птичках. — Что скажешь?

— Скажу, что ты просто ерундой занимаешься.

— Знаешь, я так счастлива. — Глаза ее увлажнились.

— Ну да, и я понимаю, чем это может быть чревато.

Сьюзи улыбнулась.

— Нет, демонов я отправила на отдых. Даже с матерью помирилась. Мы с Лексом более чем готовы к рождению ребенка. А демоны пусть остаются подальше.

— Ты что, снова взялась за старое? — Майрон так и привстал на месте.

— О Господи, я не о том. Я про других демонов. А в этом смысле мы с Лексом завязали.

Лекс Райдер, муж Сьюзи, представлял собой половину легендарного музыкального дуэта, известного под именем «Лошадиная сила», — откровенно говоря, значительно меньшую его часть, если сравнить с главной составляющей, потрясающим харизматиком Гэбриелом Уайром. Лекс был недурным, хотя и неровным музыкантом, но в любом случае вторым, Джоном Оутсом рядом с Дэрилом Холлом, Эндрю Риджли рядом с Джорджем Майклом, «Пусикет доллз» в полном составе рядом с Николь Шерзи… как ее там.[3]

— Что за демоны в таком случае?

Сьюзи потянулась за сумочкой, вытащила из нее нечто, показавшееся Майрону на расстоянии фотографией, подержала секунду перед глазами и передала ему. Он, бросив беглый взгляд на листок, принялся ожидать продолжения. Так ничего и не дождавшись, он наконец просто констатировал:

— Это сонограмма твоего младенца.

— Точно. В возрасте двадцати восьми недель.

Снова повисло молчание. И снова его прервал Майрон.

— С ребенком что-нибудь не так?

— Нет, с ним все в полном порядке.

— С ним?

На сей раз Сьюзи Ти улыбнулась:

— Это будет мой собственный мужичок.

— Круто.

— Ну да. Кстати, вот одна из причин, что привела меня сюда: мы с Лексом хотим, чтобы ты стал крестным.

— Я?

— Ну да, ты.

Майрон промолчал.

— Что скажешь?

— Почту за честь. — У него глаза увлажнились.

— Ты что, плачешь?

Майрон опять промолчал.

— Да ты настоящая девчонка, — сказала она.

— Что-нибудь не так, Сьюзи?

— Может, и ничего. — И добавила: — По-моему, мне грозит беда.

— Как это? — Майрон пристально посмотрел на сонограмму.

И тут она ему показала. Показала два слова, которые еще очень долго будут глухо отзываться эхом в его сердце.

3

Час спустя в кабинет Майрона ввалился Уиндзор Хорн Локвуд-третий, известный тем, кто его боится (а это практически все вокруг), под именем Уин. Вид у Уина был чрезвычайно важный, ему вполне подошли бы черный цилиндр, фрак и стек в руках. Он, однако, предпочитал зелено-розовый галстук от Лилли Пулитцер, голубой блейзер с чем-то напоминавшим герб, брюки цвета хаки с отутюженной складкой, такой острой, что до крови можно порезаться, мокасины на босу ногу, и вообще выглядел так, словно только вышел в плавание на яхте «Олд мани».