Скотный дворик - [10]
— Тебя Федоскин в своё общество спасения лягушек ещё не зачислил? — улыбаются соседи. — Постой, придёт срок — обработает.
А Лизу и обрабатывать не надо.
Лиза не обижается на Федоскина, потому что целиком и полностью разделяет его симпатии к лягушкам. И насчёт кошек он прав. В Глинках в каждом доме живёт по одному, а то и по два-три стерилизованных кошарика. Скуку разгоняют ловлей бабочек, птичек, лягушек. Лиза сама не раз заставала своего котяру за этим занятием. Делала ему внушение, тыкала мордой, даже лупила — бесполезно.
Глинковские дома спускаются к подёрнутой тиной, прогретой солнцем речной заводи — рай для лягушек. В мае тут стоит оголтелый лягушиный ор.
— Нет, что вытворяют, а? — Федоскин мечтательно облокачивается на лопату. На коричневом, в крупных ромбовидных морщинах лице — будто на панцирной сетке отлежал — застенчивая мальчишеская улыбка. Обещает Лизе: — Ты погоди, ночью такой концерт закатят — не уснёшь.
Ночью в заводи словно одновременно погружают в воду тысячи бутылочек разных конфигурций. Бутылочные горлышки нежно, переливчато булькают и поют, кто во что горазд.
Лягушиные концерты — это нечто, не поддающееся описанию. В оглушительном, самозабвенном горловом призыве — гимн любви. Это экстаз, это восторг, это торжество и прекрасность жизни, это песнь безумству храбрых… Потому что незавидна лягушачья участь — единицам их удастся дотянуть до осени и зарыться для зимней спячки в иле.
О чём льют пьяные слёзы мужики в подпитии? О тяжкой судьбине, ленивой жене, злой тёще, тупом начальнике. Гена Федоскин плакал о милых, кротких, беззлобных и беспомощных созданиях — лягушках. Для них природа оставила единственную защиту: при приближении опасности замереть, застыть крошечным мраморным изваянием — вдруг не заметят. Замечают: мальчишки, собаки и кошки — для забавы, чайки — для жора…
Ох, эти чайки! Только человек, не знающий близко эту прожорливую помоечную птицу, назвал её белоснежной, красивой и свободной. Сравнил с гордо реющим в небе стягом, дал имя театру в столице. Да вы её, чайку, поближе рассмотрите: голова куриная, мозг с горошину. Холодные злые, налитые кровью глазки, брюзгливый нос крючком, мускулистые лапы убийцы…
Всю весну и лето над заводью кружат тучи этих алчных крикливых тварей. Выискивают затаившийся под корягами, как папы-мамы их научили, лягушиный ясли-сад — ещё, крохи, белый свет толком не разглядели. Да и беззащитным папам и мамам нет спасения: их выхватывают из воды, рвут, дерутся в воздухе из-за лакомого нежного мяса.
Гена возмущался насчёт чаек:
— Ещё при этом орут, поганки. Да так жалобно, плачуще — будто не они это, а их живьём рвут. А лягушки, бедные, принимают мученическую смерть и пикнуть не смеют.
Федоскин выпросил у местного охотника травматический пистолет и даже подстрелил одну чайку. Приткнул за пояс и гордо ходил с ней, как чеховский Треплев. А больше ни в одну не попал: стариковская рука слабая, глаз слезливый. Уговаривал охотника использовать чаек в качестве живых мишеней, но тот над ним посмеялся и пистолет забрал.
Соседка сверху, биолог, разъяснила:
— Убивать хищных птиц бесполезно. Чайки, — сказала, — будут восстанавливать свою популяцию с той же интенсивностью, с какой её попытаются уничтожить люди. На месте разорённых кладок они будут откладывать большее число яиц, так сказать, с запасом — до тех пор, пока им благоприятствуют условия обитания. Пируй — не хочу на свалках вокруг городов.
— Варвары, невежды, нелюди, — бушевал Гена. — Развели грязь, заср… всю землю. До европейской культуры нам ещё жить да жить.
Лизе трудно было с ним не согласиться. И правда, природа никакой пользы, кроме вреда, от нашего человека не видела. И очень символичным был тот факт, какие малосимпатичные особи облюбовали в соседи человека. Из животных — крысы, из насекомых — тараканы и моль. Из птиц — горластые вороны и чайки. Любовно прикормил их человек, позволил размножиться сверх всяких разумных, природой отведённых норм. И — самое плохое — мутировать.
— Крысам не страшен атом, — загибал пальцы Гена. — Тараканы с аппетитом жрут яд. Моль перешла на синтетику. Вместо певчих пичужек каркает вороньё — что тебе утро после сражения на речке Смородина. Чайки обленились, не хотят трепать крылья, добывая рыбу. Перешли на лёгкую добычу в виде лягушек.
Такую лекцию через забор читал Гена, пока Лиза безуспешно боролась с блошками, тлями, гусеницами, оккупировавшими глинковские огороды. Особенно допекали слизни. Лиза разворачивала капустный кочан: под каждым очередным листом — будто лежбища котиков. Лист издырявлен, весь в чёрных слизневых какашках — и так до самой кочерыжки.
Снимаешь клубнику — у неё вся сладость выедена, осталась белая ножка. Выкапываешь молодой картофель: клубни изрыты глубокими улиточными норами, считай, урожай насмарку. А ведь всё лето боролись. Сначала народными средствами: поливали растения чесночным настоем, вкапывали между грядок миски с растворимым кофе, с прогорклым жиром — даже с пивом, до которых, говорят, слизни большие охотники. При этом число мужиков, желающих принять участие в пивном истреблении слизней, резко возрастало. Отчаявшись, прыскали ядовитыми растворами, посыпали химическими порошками — бесполезно.
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.