Скорость освобождения: киберкультура на рубеже веков - [6]
Недовольство электронным миром AT&T открыто выразили пользователи WELL. Дискуссию открыл киберпанковский писатель Брюс Стерлинг:
ВЫ ХОТЬ РАЗ В ЖИЗНИ испытали на себе в полной мере занудство придурков с работы, которые ходят за вами по пятам и требуют принять жизненно важные деловые решения, хотя в этот момент вы пытаетесь разобраться с камикадзе? — ТЕПЕРЬ БУДЕТЕ!>>{23}
Росс Стэплтон-Грей в ответ на это сострил следующим образом:
Вы хоть раз в жизни сталкивались с тем, что нанятая вами няня перенастроила сигнал домашнего «видеоинтеркома», и теперь ваши «полуденные утехи» стали достоянием школьной локальной сетки? А с небольшими помехами из-за того, что когда вы неслись на скорости 100 миль в час, на лобовое стекло вашей Mazda Miata упал шлагбаум? Теперь будете!>{24}
Митч Рэтклифф подхватил:
ВЫ ХОТЬ РАЗ В ЖИЗНИ пытались жить в мире, придуманном вашей корпорацией? ТЕПЕРЬ БУДЕТЕ, если, конечно, это можно назвать жизнью>{25}.
В этих язвительных пародиях на рекламу «You Will», Стерлинг и его собраться по WELL возрождают утраченный критический взгляд на призрачное будущее от AT&T. В их остротах затронуты проблемы первостепенной важности, в том числе опасная легкость, с которой нарушается в наш цифровой век частная жизнь человека, а также разрушительные последствия «багов» в программах и ошибок при вводе данных для становящейся все более компьютеризированной культуры. После прочтения этих сообщений остается негодование: возмущает, что наше будущее будет развиваться — и развивается в тот момент, пока читаешь этот текст,— по четким логическим схемам, разработанным транснациональными корпорациями, а не так, как хотелось бы всем тем, кто в один прекрасный день будет населять это будущее.
По мере того как обостряется кризис доверия между виртуальным миром света и вопиющими фактами экономического неравенства и надругательства над окружающей средой, многие начинают ставить под сомнение теорию «просачивания благ сверху вниз», которая утверждает, что интересы монополий совпадают с интересами потребителей. Как отмечает Гарри Чэпмэн, бывший исполнительный директор организации Computer Professionals for Social Responsibility[14]:
Фанатики компьютерной революции обычно говорят, что они работают на переднем краю важнейших изменений в обществе, происходящих на наших глазах. И что все остальные в конечном счете к ним присоединятся, поскольку результаты технического развития становятся достоянием общественности в виде массовой продукции или социальной и экономической реорганизации… Однако очевидно расхождение между утверждениями тех, кто вознагражден или вдохновлен компьютерной революцией, и реальным приспособлением общества к последствиям этой компьютеризации>>{26}.
Вместе с тем, теология «катапультируемого кресла», которая проповедует бегство в древний Потерянный Рай или футуристический Рай Обретенный, становится с каждым днем все более несостоятельной. Аркадия романтиков XVIII века или контркультура 1960-х не являются жизнеспособной альтернативой для подавляющего большинства киберкультурщиков, которые не желают возвращаться к дотехнологической эре каторжного труда, хронического дефицита и вовремя не выявленных заболеваний. В то же время светлое научно-фантастическое будущее от «Футурамы» Нормана Бела Геддеса[15] на Всемирной выставке в Нью-Йорке 1939 года до Диснеевской «Страны завтрашнего дня» (Tomorrowland) и модной ныне техно-эсхатологии выглядит все более нереальным.
Принимая как должное тот факт, что техника является неотъемлемой частью нашей жизни, в этой книге, где представлены почти все субкультуры компьютерной эры, мы стараемся уклониться от споров технофилов с технофобами, которые неизбежно вытекают из этого утверждения. Для большинства из этих субкультур компьютер, выступающий в данном случае метафорой всей техники, представляется двуликим Янусом, который является одновременно и средством освобождения, и орудием подавления. И все эти субкультуры заняты собственно политической деятельностью по экспроприации техники у ученых и директоров компаний, у тех, кто определяет политику, и тех, кто формирует общественное мнение. Иными словами, у тех, от кого обычно зависит использование, доступность и дальнейшее развитие устройств, которые все больше и больше определяют нашу жизнь.
Некоторые субкультуры, например, андерграудные «роботисты» (roboticist) и киберхудожники, о которых пойдет речь в III главе («Войны механиков: Механический спектакль») и IV главе («Ритуальная механика: кибернетический боди-арт»), исполняют эту роль буквально, возрождая к жизни уже ненужные или устаревшие технологии в своих извращенных, часто подрывных перформансах, в которых подвергается критике военно-промышленно-развлекательный комплекс. Другие, например посмодернисты-примитивисты, о которых пойдет речь в VI главе («Киборгизация государства») и которые кичатся «биомеханическими» татуировками с деталями машин или интегральными микросхемами, модернизируют знаки и символы, мифы и метафоры киберкультуры.
Умышленно или нет, но все они являют собой живое доказательство киберпанковской максимы Уильяма Гибсона: «УЛИЦА НАХОДИТ ВЕЩАМ СВОЕ СОБСТВЕННОЕ ПРИМЕНЕНИЕ», которая лейтмотивом проходит через всю нашу книгу. Буквально или метафорически «переработка» техники и всего сложного и противоречивого комплекса понятий, которые ее окружают, смещает фокус общественного мнения о технике из коридоров власти на, образно говоря, гибсоновскую улицу — от научных работников, руководителей компьютерной индустрии и членов подкомитета при Сенате, которые обычно диктовали это мнение, к разрозненным голосам с периферии компьютерной культуры.
