Скоропостижка. Судебно-медицинские опыты, вскрытия, расследования и прочие истории о том, что происходит с нами после смерти - [50]

В эпоху зубров действовала негласная и нерушимая презумпция доверия эксперту. Слово эксперта ценилось на вес золота, его не пытались дискредитировать. Эксперту верили, как и написанному в заключении. В век цифры экспертам приходится преодолевать презумпцию недоверия, изначальной виновности. Где на фотографиях то, что вы написали? Вы сфотографировали инфаркт, давайте определим его размеры: то есть, расшифровываю, на плоскости измерим то, что имеет объем и причудливую форму в пространстве. Где здесь субтотальная пневмония, как вы говорите? Экспертам не верят родственники, которые пишут бредовые жалобы, поступающие в Бюро, Департамент и прокуратуру. Бывает и того хуже – моего мужа/сына/брата/свата/жену всего разрезали и распотрошили, вынули все органы, я видела сама на кладбище, заглянула под костюм, а там ничего нет, грудь и живот провалились, на черепе рана огромная, а нам написали, что от сердца умер.

Санитары на приемке фотографируют теперь трупы с разных ракурсов, берут разные планы – крупный, общий, на секционном столе, перед выдачей. Родственникам объясняешь, что на голове секционный разрез, череп распилен, но крыша установлена обратно, на место, разрез ушит. На груди и животе тоже секционные разрезы, грудина с хрящевыми частями ребер выпилены, но они в трупе, вставить их на прежнее место, как свод черепа, невозможно. Все внутренние органы извлекались из полостей для исследования, они отрезаны друг от друга, от сосудов, связок и окружающих тканей. Сами органы вскрыты различными положенными по методикам разрезами, в разных плоскостях, некоторые (сердце, например) разделены на фрагменты, это все проделывают при судебно-медицинском и патологоанатомическом исследованиях трупов. Внутренние органы сложены обратно в полости трупа, секционные разрезы ушиты непрерывными обвивными, так называемыми матрасными швами, чтобы труп на похоронах, не дай бог, не потек на глазах изумленных родственников. Когда ваш родной и близкий был жив, сосуды его и сердце были полны крови, легкие воздуха, а кишечник естественного содержимого. При вскрытии содержимое выделилось, внутренние органы заняли меньше места. А родственники требуют показать им на фотографиях, что из трупа ничего не забрали себе и ничего лишнего от других не подложили.

Во времена судебно-медицинских зубров действовала негласная и нерушимая презумпция доверия эксперту. Слово эксперта ценилось на вес золота, его не пытались дискредитировать. В век цифры экспертам приходится преодолевать презумпцию недоверия, изначальной виновности.

Фотографии родственникам мы, конечно, не показываем и вообще стараемся меньше с ними общаться, но иногда, в надежде обойтись без жалобы, погасить конфликт на месте, все же разговариваем с ними. Некоторые эксперты прикладывают фотографии к акту судебно-медицинского исследования трупа, так что родственники, если приходят знакомиться с актом в отделение полиции, видят и эти фотографии и устраивают другой скандал на тему «зачем вы его снимали и всем теперь показываете, это же неэтично, аморально, безнравственно, гореть вам в аду».

Фотографий любой обнаруженной патологии требуют теперь и врачи-клиницисты, когда умершие пациенты поступают на вскрытие. Тела всех скончавшихся в стационарах от насильственных причин – травмы, отравления, ожоги, убийства – вскрываются в обязательном порядке: насильственную смерть исследуем мы, судебно-медицинские эксперты, а ненасильственную смерть в стационарах – патологоанатомы. В Москве не все судебно-медицинские морги принимают трупы лиц, скончавшихся в стационарах, по территориальному принципу, сейчас осталось лишь несколько отделений, куда распределяют травматический материал из московских больниц. Эти морги базируются в самих больницах, бок о бок с патологоанатомами делят кров, секционные залы и столы.

Врачи-клиницисты должны приходить на вскрытия, визуализировать, что налечили и что получилось после лечения, но приходят не всегда, и понять их можно: их задача – спасать людей, а не заполнять несусветную тучу бумажек. Бывает, сам зовешь врачей, останавливаешь вскрытие и ждешь, когда они освободятся. Это требуется, когда эксперты обнаруживают не диагностированные при жизни больного заболевания, их осложнения или дефекты оказания медицинской помощи, какие-нибудь повреждения при лечебных и диагностических манипуляциях. После вскрытия и получения результатов анализов судебно-медицинский эксперт, как и патологоанатом, формулирует диагноз, а затем проводит сличение своего диагноза с клиническим, если диагнозы не совпадают, эксперт выставляет категорию расхождения в зависимости от причин этого расхождения: например, на неверную постановку клинического диагноза повлияли краткость пребывания в стационаре или трудность диагностики выявленного заболевания – это объективные причины. К субъективным причинам, естественно, относится недостаточная подготовка и квалификация медперсонала. Все случаи со смертельным исходом обсуждаются в больницах на комиссиях изучения летальных исходов с участием судебно-медицинских экспертов или патологоанатомов. И на этих комиссиях клиницисты с большим недоверием относятся ко всем случаям расхождения диагнозов и требуют от экспертов фотографий, удостоверяющих, что все в трупе было именно так, как написали в акте. Презумпция недоверия.