Скорбь Тру - [2]

— Никакой полиции. Никакой больницы. Пожалуйста, мужик.

Мучительный, пронзительный вопль прозвучал в телефоне.

— Что ты сделал? — Трумэн зарычал, чувствуя, как внизу живота сжимается, и вспомнил еще одну темную ночь, много лет назад, когда бросился на помощь. Он расхаживал по площадке, и предупреждение вспыхивало в его голове как гром среди ясного неба. — Где ты?

Куинси пробормотал адрес какого-то захудалого места в тридцати минутах езды от Писфул Харбор (Прим. в переводе с англ. — Мирная Гавань), а затем связь оборвалась.

Большой палец Трумэна завис над экраном. Три маленькие цифры 9 —1 —1 освободили бы его от желания расхлебывать какое бы ни было дерьмо, которое устроили Куинси и его мать. Образы того, как его мать извергала ложь, чтобы отправить его куда подальше, и Куинси, напуганный тринадцатилетний мальчик, выглядевший опустошенным и по-детски наивным, несмотря на его рост в шесть футов, не давали ему покоя.

Нажми на кнопки.

Нажми на эти чертовы кнопки.

Он хорошо помнит большие голубые глаза Куинси, безмолвно кричаще извинения, когда Трумэну выносили приговор. Это были те же умоляющие глаза, которыми он смотрел и сейчас, и неважно, облажался тот или нет. Мужчина беспомощно потащился к грузовику сквозь пелену дождя, выехал на дорогу, проехал мост и оставил безопасный Писфул Харбор и его надежный, стабильный мир позади.

***

Вонь мочи и человеческих экскрементов заполнили темную аллею. Отходы не только человеческих испражнений, но и отбросов общества, таких, как наркодиллеры, шлюхи и другие извращенцы. Грязь, граффити на потрескавшихся стенах и покорёженный бетон. Где-то сверху раздавался оглушительный крик. Трумэн, практически ничего не видя из-за стены дождя, двигался очень быстро между зданиями. Где-то вдалеке лаяла собака, за лаем последовало поскуливание, что подсказало ему, что животное, похоже, ранено. Трумэн склонил плечи вперед, руки опустились по бокам и сжались в кулаки, когда воспоминания обрушились на него. Непрекращающийся мучительный плач приближался, и, проходя мимо бетонных стен, он начал тяжело дышать, готовясь к борьбе. Было похоже на то, будто кто-то или что-то испытывало страдания, стеная внутри здания. Не смотря на ненависть к женщине, которая его родила, он бы не пожелал таких мучений ни ей, ни кому бы то ни было еще.

Ржавая зеленая металлическая дверь издавала лязгающие звуки закрывающейся тюремной камеры, которые были все еще свежи в памяти, и в тот же момент его охватил ужас. Делая несколько глубоких вдохов, он оттолкнул быстро и жестко вновь обрушившиеся на него воспоминания. Плач усилился, и Трумэн ускорился, протискиваясь через дверь. Протухший, едкий запах мусора и сладковатый запах наркотиков заполняли комнату, способные посоперничать с ужасающим криком. Сердце стало отбивать сумасшедший ритм, когда он увидел сцену, что развернулась перед ним. Он едва узнал вблизи беззубую, тощую женщину, безжизненно лежащую на бетонном полу и смотрящую стеклянным взглядом в потолок. Воспаленные следы уколов, похожие на змеиные укусы, покрывали ее костлявые руки. В углу, на грязном, разодранном матрасе сидела малышка, одетая в отвратительную грязную одежду, и плакала. Ее темные волосы были спутанными и слипшимися, кожа была грязной и покрытой песчинками. Щечки были ярко-красными, а глаза опухшими от слез. Возле нее на спине лежал ребенок, который своими тоненькими ручками тянулся к потолку, сотрясаясь от рыданий так сильно, что замолкал между воплями. Взгляд Трумэна обратился к Куинси, который прижимался к женщине на полу. Слезы струями бежали по его небритым, впалым щекам. Эти большие голубые глаза преследовали и пугали Трумэна в воспоминаниях, когда-то они были яркого цвета, теперь же стали блеклыми, воспаленными из-за пребывания в постоянном наркотическом опьянении. На татуированных руках Трумэна изображены демоны, которые овладели им после заключения в тюрьму за преступление, совершенное его братом. Они охотились за человеком, которого он хотел защитить. Но ему было не под силу кого-либо защитить, пока она находился за решеткой.

— Она… — голос Куинси был едва различим. — Умерла, — выдавил он.

Сердце Трумэна сильно ударилось о ребра. Его разум затянуло обратно к другой грозовой ночи. Тогда он зашел в дом матери и нашел брата, стоявшего с окровавленным ножом над телом мужчины, развалившимся поперек полуобнаженного тела матери. Он проглотил подступившую к горлу желчь. Боль и ненависть вели борьбу между собой. Трумэн наклонился и проверил пульс, сначала на ее запястье, а потом на шее. Все в желудке перевернулось. Разум передернуло, когда он посмотрел мимо своего брата на детей на матрасе.

— Это твои дети? — выдавил он.

Куинси покачал головой.

— Мамы.

Трумэн пошатнулся назад и почувствовал, как открываются раны, сдирается кожа и начинает кровоточить. Его братья и сестры? Живут такой жизнью?

— Что за черт, Куинси? — он пересек комнату, поднял малыша и прижал его подрагивающее от слез тело к своему. Сердце пронзила боль. Он присел возле малышки и потянулся к ней тоже. Она обхватила дрожащими ручками его шею и начала цепляться за него всей своей небольшой силой. Они оба были очень легкими. Он еще не держал детей, ведь когда родился Куинси, ему было всего 9 лет.