Скорбь Тру - [15]

— Конечно. Но созданная книга сказок для Кеннеди прекрасней всего, что я раньше слышала. И скажу это еще не один раз. Серьезно, Трумэн, твои рисунки невероятные. Почему ты не хочешь, чтобы их увидели другие люди?

Потому что они часть моей души.

— Ничего личного. Я не показываю их никому.

— Но ты должен. Они действительно прекрасны, — она посмотрела на него, желая, чтобы он дал больше ответов, чем прошлой ночью, но затем ее взгляд переместился к бутылочкам с детским питанием, стоящим на стойке, и выражение ее лица изменилось. — Я чувствую себя плохо от недавнего представления. Пожалуйста, не чувствуй себя обязанным развлекать меня. Ты готов был подняться наверх, когда я сюда пришла, и у тебя наверняка есть миллион вещей, которые нужно сделать, пока дети спят. Я собиралась просто оставить машину. Мне пора.

— Все в порядке, — сказал он и съёжился от своего резкого тона. Это не ее вина, что она попала на тот момент его жизни, которая безумней трехрогого буйвола. Он не хотел заставлять ее чувствовать себя приставалой, после того как провел день в надежде на то, что она появится.

Смягчить свой тон оказалось легче, чем он думал.

— Я рад, что ты здесь, — ему понравилось, как просияло ее лицо в этот момент. — Моя жизнь обычно не так плоха. Черт, я даже не разбит на части. Если у тебя найдется время прийти в любой другой день, то найдешь меня, работающим над машинами. Но сейчас… Я функционирую в трех режимах и не знаю, как наладить хотя бы один из них, — если для них вообще возможен четкий режим. Он открыл холодильник, полный продуктов, купленных прошлой ночью. — Как насчет напитка?

— Я не большой любитель выпить, — сказала она. — У тебя есть что-нибудь безалкогольное? Я люблю вино. Это не значит, что не пью вообще, просто нет настроения.

— Кроме холодного чая, яблочного сока или воды, которые не являются алкогольными, ничего нет. Я думаю, это нормально.

— Холодный чай — это отлично, спасибо, — она сосредоточенно смотрела, как он наливал напиток. — Почему ты не спросишь свою маму о детском режиме?

Он рассердился, хотя ожидал данного вопроса. Это разумный вопрос. Он отдал ей стакан с чаем и кивнул в сторону гостиной, потом открыл двери, которые вели на балкон, чтобы впустить свежий воздух.

— Ее здесь нет, — ответил он и опустился на диван рядом с ней. Он чувствовал себя виноватым за то, что оставил кремацию матери на Куинси, но у него были более важные дела — два очень маленьких человечка с очень большими проблемами.

— Ну, ты можешь ей позвонить. Или отправить email.

— Она… — он должен привыкнуть говорить об этом. Можно попробовать сейчас: — Она неожиданно умерла.

— О Господи, — она притронулась своими нежными пальчиками к его бицепсу, и ему это понравилось гораздо больше, чем нужно. — Мне очень жаль.

— Поверь. Им лучше без нее.

Она отшатнулась, будто обожглась.

— Почему?

Он обдумывал ответ на вопрос и сделал еще один глоток холодного чая, мечтая выпить что-нибудь покрепче. Он не алкоголик и обычно выпивал одну или две бутылки пива, когда тусовался с парнями. Но дети нуждаются в трезвом парне, который мог бы позаботится о них. Ему нужно быть в здравом уме и в реальности сейчас больше, чем когда либо. Он поставил напиток на стол и провел рукой по подбородку, вспоминая, что не брился, целую вечность. По крайней мере, Дикси присматривала за детьми достаточно долго, чтобы он смог сегодня чуть ранее хотя бы принять душ. У него не было времени на душ, пока он помогал Кеннеди чистить зубки и менял памперс. Он стал родителем накануне вечером, и также быстро пришла любовь к спящим малышам в другой комнате.

Его мысли вернулись к матери, в результате чего желчь подступила к горлу, и он был готов ответить на вопрос:

— Некоторые люди не рождены для материнства.

Она кивнула в согласии и поставила свой напиток рядом с его.

— Несмотря на это, мне очень жаль, что ты ее потерял. Несмотря на то, была она хорошей матерью или плохой, она была твоей семьей. Теперь это семейство детей.

— Ты права, — буркнул он себе под нос. У нее была правильная мысль. Иметь семью — самая высшая награда. К сожалению, Кеннеди и Линкольн были рождены матерью, которая не заслуживала такого уважения. — Ну, надеюсь, они не помнят жизнь, которой жили до прошлой ночи.

— Прошлой ночи? Это когда…?

— Да, — он задумался, почему не поделился с ней своими ощущениями от нахождения в том наркопритоне, но ему было хорошо лишь от мысли, что он мог бы это сделать.

Это не значит, что он какой-то наркоман. Ему нечего скрывать, за исключением шести лет своей жизни, отданных за преступление, которое не совершал.

Она снова дотронулась до его руки. Это было нежное, успокаивающее прикосновение, так похожее на прикосновение, какими одаривают друг друга близкие люди. Там не было сексуального подтекста, но он уверен, что почувствовал себя лучше.

— Так вот почему тебе понадобилось купить так много для детей? В доме был пожар или что-то вроде этого? Они лишились всех своих вещей?

— Нет. У них никогда не было своих вещей.

— Я ничего не понимаю. Как у них могло ничего не быть? — она склонила голову на бок. Кого он обманывает? Конечно, она ничего не сможет понять. У нее, наверняка, была нормальная семья, с нормальными проблемами, которые ездят в отпуск или покупают автомобили в салонах. Он не мог вырезать кусок из истории и сделать рассказ коротким. У него была хреновая семья, и через минуту после того, как она узнает, где он провел последние шесть лет, то ее как ветром отсюда сдует.