Скопец - [55]

Иванов секунду или две рассматривал пойманного дедка, затем, убедившись, что это далеко не Васька Чебышев, рывком выволок его на лестничную площадку, тихо, но очень грозно проговорил:

— Мужик, не питюкай, мы из полиции! Видишь человека в форме? Я тебя сейчас отпущу, но ты смотри у меня, не шуми! Понял?

Жертва согласно затрясла головою, насколько можно было это сделать, имея на шее широкую ладонь Агафона. Иванов убрал руку и всё так же шёпотом спросил:

— У Настасьи Коцегутовой гости есть?

— Да, есть, — сдавленным голосом просипел мужичонка. — Угостили меня сегодня чекушечкой.

— Сколько? Кто такие?

— Мужик и баба. Раньше не видал-с. Мужика звать Василием, бабу — Еленой.

— Сколько примерно лет Василию? Как тебе?

— Не-е-ет, моложе. Я думаю, даже тридцати нет. Справный такой, бородка ухоженная…

Сыщики переглянулись. Чебышев действительно ухаживал за своей бородкой, придававшей ему сходство с лакеем богатого барина.

— Где комната Настасьи?

— Прямо по коридору, в самый конец, как бы направо, «глаголем» повернуть…

Полицейские рванули вперёд. Первым бежал Иванов, наскочивший в темноте на что-то, что опрокинулось и загремело — то ли тумбочку какую, то ли табурет. В следующее мгновение он задел плечом таз, видимо, повешенный в коридоре; таз с грохотом сорвался с гвоздя и из-за одной из дверей послышался разъярённый мужской голос: «мать вашу, я щас выйду и поленом по хребтине кому-то!» Опрокидываемые предметы, впрочем, нисколько не задерживали бега Иванова; за ним, топая ногами и спотыкаясь на ходу, поспешали Гаевский, помощник квартального Фотий и дворник Пётр. Мужичонка, отворивший дверь, остолбенело остался стоять у порога.

Агафон, преодолев изогнутый буквой «Г» коридор, не стал утруждать себя стуком в последнюю дверь. Он просто выбил её ударом ноги и заревел с порога: «Это полиция! Всем оставаться на местах!» Предусмотрительно он не бросился в темноту, прекрасно понимая, что там можно нарваться и на пулю, и на нож; вместо этого он прижался к стене у входа, пытаясь рассмотреть происходившее в комнате. Через пару мгновений подоспел с фонарём дворник и посветил с порога.

Обстановка в жилище Настасьи Коцегутовой производила впечатление редкостного убожества. Воздух в комнате оказался тяжёл от человеческого дыхания, запаха сивухи и чесночной колбасы. Всё вместе это давало невообразимый эффект. От стены к стене чуть повыше головы была протянута бельевая верёвка, через которую оказалась переброшена пара простынь: они играли роль ширмы, делившей помещение на две половины, занимаемые разными людьми или семьями. В той половине, что оказалась ближе к двери, на широком топчане, брошенном прямо на пол, в ворохе прямо-таки постыднейшего рванья спали два маленьких мальчика. При появлении полицейских они сели на своей жалкой кровати, прикрывая глаза руками.

За развешенными простынями послышался какой-то шорох, заскрипели половицы; Агафон Иванов подался туда и отбросил импровизированный полог. И вовремя! Сыщик успел увидеть спину мужчины, облачённого в белую исподнюю рубашку, который в следующую секунду ударом ноги выбил стёкла в окне и подался всем телом туда. Беглец стремительно, точно угорь, скользнул мимо острых осколков стекла, на секунду застыл на подоконнике и тут же исчез из поля зрения.

— Пятый же этаж! — только и произнёс, поражённый увиденным, помощник квартального надзирателя и поднял было руку, рассчитывая перекрестить лоб.

Однако, раздавшийся за окном грохот возвестил, что прыгнувший в окно упал вовсе не на мостовую, а на крышу соседнего дома.

Агафон бросился за беглецом, в точности повторив его действия: присел перед окном, шагнул на низкий подоконник и головою вперёд подался в ночную темноту. За спиной он услышал женский крик, но сейчас это не имело уже ни малейшего значения.

Внизу, под самыми ногами, он увидел двускатную крышу трёхэтажного дома, а на ней мужчину в белой исподней рубашке и полосатых брюках. Тот живо вставал на ноги, рассчитывая бежать дальше. Самое неприятное в сделанном Агафоном открытии заключалось в том, что высота падения оказалась выше, чем предполагал сыщик: никак не меньше трёх саженей[1]. Иванов успел сгруппироваться и хорошо опустился на крышу, но удар оказался всё же слишком силён, и потому он собственной коленкой угодил в лоб и переносицу. Оглушённый падением, он кувыркнулся через спину и вскочил на ноги; перед глазами скакали яркие звёздочки, и Агафон не сразу увидел удалявшуюся спину. Если быть совсем точным, он сначала услышал грохот обуви беглеца по кровле и только потом глаза поймали удалявшееся белое пятно рубахи.

Сыщик побежал следом и, почувствовав какое-то неприятное щекотание на губах, не задумываясь, провёл по лицу ладонью. Оказалось, что ударом колена в лицо он разбил нос. Неприятно, конечно, но не смертельно, в горячке погони на это вполне можно было просто не обращать внимания. Агафон наддал, постарался бежать быстрее. Пытавшийся скрыться от него мужчина забежал за перекат крыши, но это не особенно сильно ему помогло, поскольку беглеца с головой выдавал грохот обуви по железу.

Иванов вбежал на самый конёк крыши, и тут топот ног беглеца неожиданно стих. Неужели притаился за трубою? Печных и каминных труб выше человеческого роста тут было множество, точно грибов в лесу. Агафон на миг остановился, соображая, как бы лучше пробежать, чтобы не получить удар ножом или шилом в спину, но его неожиданно выручил Гаевский.