Сколько ты стоишь? (сборник рассказов) - [5]

— Я смогу работать завтра, госпожа, — тихо повторил он, сделав пару глотков вина. — Подожди немного. Пожалуйста.

Я молча смотрела на него. А он поставил бокал на столик у камина и встал.

— До завтра, госпожа.

— Сядь, — он всегда заставлял меня смущаться, а я никак не могла к этому привыкнуть. И прятала смущение за раздражением или глупыми шутками, которых много знала благодаря Эрику.

Он сел. Хмурясь, выжидательно посмотрел на меня.

Я взглядом указала на его запястье.

— Расскажи, как это получилось.

— Ты не хочешь этого знать, госпожа, — отозвался он, слабо улыбаясь.

— Ты не будешь мне указывать, чего я хочу, а чего — нет.

Он пожал плечами и действительно стал рассказывать. Равнодушным тоном — такие вещи, от которых у меня волосы встали дыбом. И да, эти вещи не предназначались для ушей приличной девушки.

Когда в комнате, наконец, повисла тишина, я залпом выпила отставленный им бокал. И, откашлявшись, спросила:

— Зачем?

Он удивлённо поднял брови, насмешливо глядя на меня.

— Что, госпожа?

— Зачем ты это делал?

Повисла тишина — несмотря на потрескивание огня в камине неуютная.

— Деньги, госпожа, — сказал он, наконец. — Зачем же ещё? Что ещё может быть нужно такому, как я?

— Деньги? — повторила я. — На что? Я подарила тебе целое состояние — уверена, другие тебя подарками тоже не обделяли. Что такое дорогостоящее ты собрался приобрести? Небольшое королевство?

Он рассмеялся — тихо и горько.

— Племянницу всего лишь.

Да, у его беременной от короля сестры родилась дочь. Тиша. Слабенькая девочка, выжившая чудом и стараниями юного Дэни. В отличие от своей матери, умершей не то от бесчестья, не то от родовой горячки. И хорошо — она не узнала, что её дочь родилась глухонемой. Вечной обузой. Дэниел сухо рассказывал мне о ней, внимательно глядя в камин, и я понимала, что девчонка ему действительно почему-то важна. Почему? Что хорошего в слабой глухонемой сестре — её же даже замуж нормально не выдашь, за неё ничего не получишь. Совершенно ненужная вещь.

А Дэниелу она была нужна. И тот, кто положил на него глаз, это знал. Деньги! Было совершенно ясно, что деньги в этом шантаже излишни. Я понимала, прекрасно понимала — сама бы повела себя так же, если бы Дэниела не было так легко купить. Очевидно, то, что от него хотел этот таинственный «кто-то», было за гранью расценок борделя. И хорошо — от того, что Дэни рассказал, мурашки бежали по телу.

— Ясно, — сказала я, когда он закончил. — Ну что ж, я богата. Твоя племянница будет здесь завтра же.

Он перевёл взгляд на меня. Прищурился.

— И что я должен для этого сделать?

Я улыбнулась ему.

— Женись на мне.

— Что?

— Женись. На мне, — раздельно повторила я, подаваясь вперёд. Мне очень хотелось его поцеловать — но я понимала, что поцелуем не ограничусь. А сейчас он скажет «да», и нам нужно будет ехать. В церковь и за его сестрой. Я же сказала «завтра», значит, будет завтра. Я так хочу.

— Да, — устало отозвался он, спокойно глядя на меня.

Да! Я всегда получаю всё, что хочу.

— Тогда едем.

— Сейчас? — удивлённо спросил он, вставая.

Я подала ему руку.

— А чего тянуть?

* * *

Отец не был набожным человеком. Мать, вроде бы, была, но на неё никто не обращал внимания. А потом она выпала из окна — говорят, отец толкнул, чтобы новую жену получить, красивенькую дурочку Тильду. Впрочем, мать вечно была не от мира сего, так что, может, просто перепутала окно с дверью, не знаю. Но в итоге все остались довольны: у отца — новая миленькая жена, мама блаженствует в том, лучшем мире, с арфой и нимбом. Только у нас с братом ничего не изменилось. Ну что ж, мы явно не были заинтересованными сторонами в этой «трагедии».

Так что никто меня кланяться иконам не заставлял, и молитв я ни одной не знала. Учителя в школе пытались вдолбить — для общего развития. Но я покопалась в библиотеке и нашла старый дедушкин закон (дед вечно с церковью собачился) о свободе совести. А раз свобода, значит, имею право не тратить время на эту чепуху.

Но свадебный ритуал я более-менее знала. На всякий случай — если будущему мужу захочется что-нибудь интересное в клятву вставить.

С Дэниелом это, конечно, исключалось. Идеальный супруг, рассудила я. Прекрасен в постели и слова поперёк никогда не скажет. У меня же будет его Тиша.

Думаю, мы оба это понимали.

Разбуженный моими гвардейцами священник вёл обряд без запинок. Мальчишки-служки благостно пели. Дэниел устало смотрел на них из-под ресниц. А я наслаждалась, представляя лицо Эрика, когда он узнает, что я замужем — в соответствии с его условием, кстати. А, и лицо брата, конечно. «Елена, ты обесчестила семью!» Ха!

Когда дело дошло до клятв, я прислушалась — но всё было как надо. И Дэниел в соответствии со всеми правилами поклялся любить меня, защищать и в горе, и в радости — и дальше по списку.

Священник повернулся ко мне — я протянула руку, коснулась алтаря, и, не скрывая торжества, произнесла клятву.

Когда я сказала своё имя, глаза Дэниела изумлённо распахнулись. А меня кольнуло осознание: он же никогда не спрашивал, как меня зовут. Одна из многих, да?

Нет, уже нет. Теперь одна-единственная.

— Принцесса?! — выдохнул Дэниел в карете, когда мы ехали с повторным визитом к лорду-хозяину борделя.