Сколько ты стоишь? (сборник рассказов) - [14]

И только огонёк свечи пляшет, пляшет, бросая тени по стене.

Дэниел берёт свиток, раскрывает, читает. Тишина наполняется звуками — треском огня в камине, шелестом дождя в окно, тиканьем часов.

Я тру глаза, потом виски. Тянусь к кувшину с вином, наполняю два кубка. Один оставляю на столе, второй подношу к губам.

Вино горчит, как украденный поцелуй.

— Госпожа, что это значит? — тихо спрашивает Дэниел, и теперь его голос настоящий — растерянный, усталый.

Облизываю губы — в вине маячит моё отражение, пурпурное. Королевский цвет.

— Что ты снова ви Глэстер, — я протягиваю ему оставшиеся свитки. — Тебе нужно только подписать прошение Совету, но это пустая формальность. Заочно они эту просьбу уже удовлетворили, вот, здесь их подписи.

Снова тишина, гулкая на этот раз, удивлённая.

Я медленно пью вино.

— Госпожа, зачем это тебе?

Хороший вопрос. Я и сама им задаюсь. И поэтому сейчас отвечаю уклончиво:

— Ты дядя королевы. Конечно, ты должен быть лордом.

— Зачем это тебе? — настойчиво повторяет Дэниел.

Я поднимаю голову. Мы смотрим друг на друга, и пламя свечи бросает вокруг тени — как будто Дэниел единственный источник света в комнате.

Нет, это свеча стоит рядом с ним.

Дэниел отдаёт мне свитки.

— Не нужно, госпожа.

Я смеюсь — тихо, горько.

— Отказываешься? От свободы отказываешься? Не глупи, Глэстер.

Он улыбается — почти незаметная, но такая яркая улыбка.

— Ты это называешь свободой, госпожа? Я в твоей власти. Тиша в твоей власти. Мы оба здесь, и мы оба несвободны. К чему эти игры? Это, — он всё-таки берёт меня за руку, невесомо целует пальцы. А я остро чувствую шёлк перчатки вместо кожи, — будет честнее.

Я протягиваю вторую руку ладонью вперёд и не даю ему перегнуться ко мне через стол.

— Не надо, Дэниел. Ты свободен. Подпиши прошение — и клянусь, ты полностью свободен. Если хочешь, оставайся, но как лорд, как должно быть. Хочешь — уезжай. С Тишей ничего не случится, что бы ты ни выбрал. Ты свободен, я клянусь.

Какое-то время он смотрит на меня изучающе. И, посмеиваясь, берёт перо.

— Как хочешь, госпожа. Если тебе нравятся такие игры…

— Это не игра, — начинаю я, но Дэниел отворачивается, склоняется над прошением.

Смотрю, как он расписывается, и невольно вспоминаю, как таким же росчерком пера он отказался от меня.

А ведь правда — зачем все эти реверансы? Вот он, мой наркотик, моя услада и удовольствие. Протяни только руку.

Тогда я закончу как Эрик.

Огонёк свечи вздрагивает, когда я отворачиваюсь.

— Вы свободны, милорд. Доброй ночи.

— Доброй ночи, Ваше Величество, — точь-точь копирует мой тон Дэниел, и я усмехаюсь.

— Я не королева, герцог. Я только протектор при вашей племяннице. Вы можете звать меня по имени — Елена.

— Только, — повторяет он, вставая вслед за мной. — Доброй ночи, Ваше Величество.

Я смотрю, как за ним закрывается дверь. Залпом осушаю кубок и наливаю ещё.

Его вино, нетронутое, так и стоит на столе рядом с подписанным прошением. Свеча в панике мечется, когда я прохожу мимо и швыряю кубок в камин. Яркая вспышка, довольное урчание огня и требовательный стук капель в окно. И мои слёзы по щекам.

Надо ещё вина. Тогда плакать будет легче.

Тогда мне ненадолго станет спокойнее.

* * *

Очень ненадолго.

Тиша льнёт к нам обоим. Кто-то из герцогов дарит ей алмазный гарнитур — безделица, но искусно сделанная. Девочка играет с алмазами и примеряет новое платье, сшитое ко дню рождения. Красивая, лёгкая бабочка, танцует у зеркала. У неё прекрасно получаются танцы — так легко, как никогда у меня.

Я поправляю сбившуюся шаль и жестами объясняю, что королеве следует успокоиться. Тиша перебивает — беззвучно хохочет и пляшет пальцами, пляшет, пляшет… А я ловлю удивлённый взгляд Дэниела. Интересно, как скоро заботливый дядя объяснит племяннице, что опекуншу в моём лице стоит не любить, а остерегаться?

Мы вместе выходим в бальную залу. Гремит музыка — и одна только Тиша не морщится, потому что не слышит. Иногда я ловлю себя на зависти — её мир тих, беззвучен, зато она видит больше меня. Это всегда меня удивляет.

Тишу приглашает на танец юный герцог Вильям. Я смотрю на Дэниела, тот улыбается — и поворачивается к леди Диане, ей протягивает руку. Я помню эту «кошечку» в борделе, помню её масленые глазки — такие, как сейчас. Они танцуют, Диана и Дэниел. Диана выгибается в руках Дэниела, краснеет, когда он что-то шепчет ей на ушко.

Отказываюсь от чьей-то руки, отворачиваюсь, хватаю бокал с искристым вином и выхожу в сад.

Что ж, Дэниел свободен. Я сама его освободила.

Тиша находит меня через полчаса. Я возвращаюсь за ней в бальную залу — потому что так надо, потому что я леди-протектор, я должна быть сильной. И неважно, что мои доспехи уже давно пробиты. Кого это, в конце концов, волнует?

Да, теперь я знаю, что такое одиночество.

Дэниел развлекается, как только может — с его губ не сходит фальшивая улыбка, фальшивый смех звенит, вплетается в музыку, фальшивая страсть сверкает в глазах.

Устало напоминаю себе, что нужно найти ему камердинера. Когда новоиспечённый герцог Глэстер свалится, пьяный, от усталости — кому-то надо будет отвести его в спальню. Его спальню, а не одной из этих кошечек.