Сколько нами пройдено... - [4]

Как-то пришел к нам во взвод прапорщик Погудо. Зашел в казарму, подсел к нам, стал расспрашивать, что мы думаем о событиях в России и с какой партией солидарны в политике. Солдаты отшучивались.

— Может, вам нравится программа большевиков? — спросил прапорщик.

Солдаты не ответили.

— Ну все-таки чего вы хотите?

Тогда Дмитрий Родичев говорит:

— Мира хотим, вот чего.

И сразу — несколько голосов:

— Чтоб войне конец!

— Надо землю крестьянам дать!

— Землю и мир!

Погудо встрепенулся, живо оглядел нас:

— Выходит, вы за большевиков?

— Нет, мы не большевики, — отозвался кто-то.

Прапорщик вроде бы успокоился, пригладил ладонью белокурый вихор, подумал немного.

— Ну, смотрите, — предупредил он. — Наш долг — поддерживать правительство, блюсти порядок, а дальше во всем разберется Учредительное собрание.

Разговор на этом закончился. Солдаты явно не желали откровенничать с офицером.

Раскол среди солдат произошел после июльского расстрела в Петрограде. Эсеры и те, кто разделял их взгляды, ругали большевиков за то, что они-де разлагают армию, мешают нормальной работе органов власти. А солдаты, которые поддерживали программу РСДРП(б), спорили с ними.

Командование бригады приняло меры против неблагонадежных: из большевистски настроенных солдат срочно сколотили маршевые роты и без задержек отправили на фронт. В штрафники попали почти все, кто занимался у Р. С. Самойловой в марксистском кружке. Остались только Родичев, Ануфриев и я. Очевидно, случайно.

Очистив таким путем бригаду от большевистских «подстрекателей», командование на короткое время пресекло крамолу в солдатской среде. Но этот выигрыш был временным. Отправляя неблагонадежные полки на боевые позиции, подальше от столичных смут, буржуазные правители помимо своей воли способствовали накапливанию на передовой того политического динамита, который в дальнейшем взорвал изнутри старую армию.

БОЙ С ЮНКЕРАМИ

Наступил октябрь. Рабочая Москва бурлила. В казармах 1-й запасной артиллерийской бригады упорно ходили слухи, что в городе готовится восстание против правительства Керенского. Командование приказало выделить специальные орудийные расчеты якобы для отправки в Петроград. В расчеты отбирали особо вымуштрованных, политически пассивных солдат. В бригаде ввели пропуска, строго запретили появляться на территории части гражданским лицам. Проводить беседы среди солдат могли теперь только те, кто имел пропуск и разрешение бригадного комитета. Хозяевами положения стали у нас эсеры, они отсекли солдатскую массу от пролетариата Москвы.

Революционный взрыв произошел внезапно — по крайней мере, так казалось нам, отрезанным от мира стенами казармы.

25 октября после побудки разнесся слух, что в Питере восстание, Временное правительство арестовано и власть захватили большевики. На плацу стихийно собралась толпа солдат, появились люди в штатском, начался митинг. Ораторов в гражданской одежде сменяли свои, бригадные. По речам сразу можно было отличить большевика от эсера, кадета от меньшевика. Митинговали несколько часов, спорили ожесточенно, в конце концов всем миром постановили: не выступать ни за Керенского, ни за питерцев, держать нейтралитет.

Но тут вдруг в толпе послышались крики. Оказалось, убиты дежурный по конюшне и часовой в артиллерийском парке. Нападение, видимо, было совершено ночью, но трупы обнаружили только что. Кроме того, пропала одна пушка.

Это известие подействовало как удар молнии. Секунду весь плац молчал, затем сотни глоток заорали, заголосили: брань, возгласы удивления, угрозы по адресу офицеров, ярость — все смешалось в могучем реве. Солдаты бросились в парк, к орудиям. Выяснилось, что из всех пушечных замков вынуты ударники. Кто это сделал? Для чего? Кто-то сказал, что это, наверное, подстроили офицеры, чтобы разоружить бригаду. Солдат охватило бешеное желание расправиться с заклятыми обидчиками, предавшими их в решительный час. Кинулись ловить офицеров, но почти никого из них в расположении части не оказалось. Тех, кого нашли, сразу арестовали и посадили на гауптвахту. Был взят под стражу и командир 2-го дивизиона полковник Шахов. Все так возмутились бандитским убийством часовых и кражей ударников от орудийных замков, что готовы были разнести казармы. Обнаружилось также, что пропали ключи от складов запчастей и вывезены снаряды: зарядные ящики при орудиях оказались пустыми.

Командование и эсеры успели проделать все это за ночь, как только поступило известие о восстании в Питере. Бригада стала небоеспособной. Но контрреволюционеры не приняли в расчет главного: настроения солдатской массы. А оно резко переменилось. Если на митинге солдаты еще колебались, хотели остаться в стороне от событий, то теперь просто рвались в бой.

Вооружившись тяжелыми бревнами как таранами, солдаты разбили железные двери складов, вытащили снаряды, нашли ударники.

На следующий день, к вечеру, батареи были в полной боевой готовности. Поставили караульных, в город послали разведчиков. Власть взял в руки бригадный солдатский комитет, который беспрерывно заседал. Хотя там уже не было офицеров, эсеры пытались направить стихийное возмущение солдат против рабочих, агитируя за восстановление власти Керенского.