Сколько нами пройдено... - [3]

Демократические новшества очень не нравились офицерам. Но нарушить постановление буржуазного правительства они не решались.

Солдатская масса в Москве была еще недостаточно активна. У нас, например, в 1-й запасной артиллерийской бригаде многие долго не могли привыкнуть к новым порядкам, тянулись перед офицерами, забывшись, называли их «ваше благородие». Люди боялись, что в какой-то день все опять переменится, вернется к старому, и тогда офицеры отомстят с лихвой: будет и карцер, и ранец с песком, и еще что-нибудь похуже.

Однако бурные события тех дней излечивали от робости самых забитых солдат. Интерес к политике, естественное желание разобраться, что, в сущности, происходит и какая будет от того польза народу, постепенно захватили всех.

По вечерам в казармах спорили главным образом о земле: надо ли отбирать ее у помещиков и как отбирать. Я тогда в политике не разбирался, к тому же у нас, в Архангельской губернии, вообще не было помещиков, вся земля принадлежала общине, которая решала, сколько дать земли на едока. Нравы в нашем крае были патриархальные. О том, что такое «помещик», я, например, впервые услыхал в Москве. И все-таки, несмотря на полную неосведомленность в политических делах, я поддерживал революционно настроенных солдат и тех беседчиков (как я потом узнал, большевиков), которые призывали отнять землю у помещиков, а фабрики у хозяев и передать все это в руки трудового народа. Это для меня было совершенно ясно, поскольку было справедливо.

Но в других вопросах я путался.

Я уже упоминал о фейерверкере Дмитрии Родичеве. Мы с ним крепко подружились. Это был крупный, с руками молотобойца парень, всегда уравновешенный, неторопливый; думал он также неторопливо, серьезно, а когда говорил, чуточку улыбался. Мы были земляки: Дмитрий до армии работал в Архангельских судоремонтных мастерских. Отличный был солдат: отменно знал пушку, прекрасно стрелял. А человек — душа.

Как-то Родичев говорит мне:

— Хочешь, Сашка, послушать интересных беседчиков из рабочих?

— Хочу, — говорю. — А где?

— Да недалеко. За Ваганьковским кладбищем, в лесу собираются. Очень хорошие беседы бывают.

— Коли интересно, пошли, — отвечаю, и мы с Родичевым и еще тремя солдатами отправились в лес.

Теперь это место за Красной Пресней застроено домами, а тогда прямо от пресненского трамвайного кольца начинался сплошной лес. Не было, конечно, и электричества. На улицах, как и в наших казармах, по ночам горели газовые фонари.

Перейдя трамвайное кольцо, мы по тропинке углубились в лес и вскоре наткнулись на людей, расположившихся кружком на поляне. Тут были и солдаты, и рабочие, главным образом с Прохоровской мануфактуры. Собрание уже началось. Беседчики рассказывали о событиях в стране и за границей, о том, какая партия что собой представляет и чего добивается. Люди слушали, задавали вопросы, агитаторы отвечали. Нас очень заинтересовали эти беседы, и потом мы много раз ходили на собрания. Дмитрий Родичев был явно доволен. Он похлопывал меня крепкой ручищей по спине и повторял: «Скоро, Сашка, ты любого министра за пояс заткнешь в политике!» — И на его крупном добром лице расплывалась улыбка.

Однажды Родичев вызвал меня из казармы во двор, отвел в сторонку и, оглядевшись, сказал:

— У нас создается политический кружок для солдат. Хочешь заниматься в нем?

У меня было большое желание учиться, и я с радостью согласился.

В кружке подобрался десяток молодых солдат. Занятия с нами вел сначала врач Гарденин, а потом — старый член РСДРП большевичка Розалия Самойловна Самойлова (Землячка). Изучали Коммунистический манифест, статьи Ленина, читали большевистские газеты.

В Москве в это время, как и в других городах, шла подготовка к выборам в Учредительное собрание. Каждая партия старалась привлечь на свою сторону как можно больше избирателей из народа — крестьян, рабочих, солдат. Офицеры нашей бригады были, конечно, за кадетов и эсеров. Их сторону приняли фельдфебели и фейерверкеры сверхсрочной службы. Основная масса солдат колебалась, не зная, какую партию ей поддерживать.

Нам, кружковцам, Р. С. Самойлова поручила разъяснять в казармах программу большевиков и призывать солдат голосовать за список № 5, в котором были кандидаты от РСДРП(б). Мы с охотой взялись за дело. Больше всего солдатам нравились два пункта в программе большевиков: о прекращении войны и безвозмездной передаче помещичьих земель крестьянам.

Большое влияние на солдат оказывали рабочие Прохоровской мануфактуры, расположенной неподалеку от наших казарм. Многие солдаты и рабочие были знакомы друг с другом: частенько вместе выпивали, гуляли в Пресненском лесу, ухаживали за девушками. Так что агитаторов от рабочих встречали как хороших друзей.

И все-таки, несмотря на усилия агитаторов, широкой поддержки программы большевиков добиться среди солдатской массы пока не удавалось. Одной из причин было то, что в нашем солдатском комитете главенствовали эсеры. В комитет входили несколько офицеров, и солдаты, члены комитета, подпали под влияние этих демагогов.

Человеку со стороны могло показаться, что все в нашей артиллерийской бригаде обстоит нормально, согласно уставу: батареи маршировали на плацу; в классах шли занятия; офицеры были на своих местах; дисциплина нисколько не упала; требовательность к солдатам даже повысилась. Но на самом деле все обстояло иначе. С каждым днем солдаты все смелее открыто выражали свое недоверие офицерам.