Сколько нами пройдено... - [37]

Дело шло более или менее ладно. И вдруг доносят: в таком-то месте танки остановились. Не успел я еще разобраться, в чем причина заминки, меня вызвали к командующему фронтом.

— Почему не обеспечили горючим двадцать шестой танковый корпус? — спрашивает Ватутин. — Корпус остановился по вине ваших снабженцев.

— Думаю, снабженцы здесь ни при чем. Танки этого корпуса были заправлены, как мне докладывали, вчера вечером. Корпус прошел километров двадцать, у них еще полные баки. Что случилось, мне пока непонятно. В корпусе — мой связной, он ничего не сообщал о горючем…

Ватутин пристально посмотрел на меня и негромко сказал:

— Командирам полагается контролировать своих связных… Можете идти.

С тревогой и недоумением покинул я кабинет командующего. Я был уверен, что дело не в горючем. Но ведь что-то произошло? То ли ввели в заблуждение Ватутина, то ли меня обманули мои подчиненные? Решил выяснить все сам, немедля. Махнул на аэродром, сел в У-2. Самолет шел низко. Заснеженная степь хорошо просматривалась до самого горизонта. Среди двигавшихся к фронту цепочек стрелковых полков, танков, санных обозов я разглядел множество воловьих упряжек, медленно тащивших железные бочки; рядом с ними шагали девушки-погонщицы. То был наш главный топливный конвейер. Быки шли безостановочно, как заведенные. Пара волов везла столько газойля, что его хватало на полную заправку двух Т-34. Белое поле параллельно пересекали из конца в конец черные пунктирные линии: это двигались навстречу друг другу две колонны саней. Одна — с дизельным топливом, а другая — с порожними бочками. Вид этого непрерывного живого конвейера еще раз подкрепил мою уверенность в том, что транспортировка горючего налажена нормально.

Облетев на У-2 все бригады 26-го корпуса, я убедился, что танки заправлены и топливные баки почти полны.

Только собрался в обратный путь, как в корпус прибыл сам командующий фронтом.

— Вы зачем здесь? — спросил меня Ватутин.

— Проверял на месте то, о чем вам докладывал.

— Ну и как?

— С горючим все в порядке, товарищ командующий. Вас ввели в заблуждение.

— Доложите, в чем дело, — повернулся Ватутин к командиру корпуса.

Тот смутился, начал говорить об отсутствии связи с бригадами.

— Сдавайте корпус заместителю и поезжайте в штаб фронта, — не дослушав, перебил его Ватутин. — Там решим, что с вами делать.

Командующий был очень зол, но говорил спокойно. Он вообще никогда не повышал голоса на подчиненных. Гнев его выдавали только глаза да лицо, как бы темневшее в минуту сильного волнения.

Новому командиру, принявшему корпус, Ватутин тут же поставил боевую задачу вести танки к станице Тацинской, овладеть ею и наступать дальше. А мне предложил возвратиться в штаб вместе с ним.

Прошло около месяца с начала нашего наступления. Армия генерал-фельдмаршала Паулюса была уже с 23 ноября полностью отсечена от основных немецко-фашистских войск. Стягивая петлю все туже, ее добивали в окружении армии Донского и Сталинградского фронтов.

В один из дней второй половины декабря я получил приказ Хрулева отправиться в распоряжение командующего Брянским фронтом на должность начальника тыла.

Вечером я сходил в баню, с наслаждением попарился и сразу лег спать. Утром намеревался зайти в штаб, попрощаться с Ватутиным, Кузнецовым и остальными товарищами.

Спал я очень крепко. Но часа в три ночи меня растолкал посыльный из штаба фронта: «Товарищ генерал, вас требует к себе командующий». Делать нечего — оделся, пошел.

В кабинете перед большой оперативной картой, прикрепленной к стене, сидели начальник штаба фронта генерал-майор С. П. Иванов, заменивший трагически погибшего генерал-майора Г. Д. Стельмаха, командующий фронтом генерал-полковник Н. Ф. Ватутин и член Военного совета генерал-лейтенант А. С. Желтов. В ту ночь я словно впервые увидел, как крепок и плечист Николай Федорович Ватутин, какое у него моложавое, волевое лицо, каким свежим он выглядит, несмотря на постоянное недосыпание.

Судя по всему, никто из троих еще не ложился: сообща подводили итоги боев за истекшие сутки. Я доложил командующему, что явился по его вызову. Ватутин прервал беседу со своими помощниками:

— Уезжаешь на Брянский?

— Да, товарищ генерал. Сегодня должен выехать.

— А горючим всех обеспечил?

— Так точно, товарищ командующий. Сутки можете не беспокоиться, а потом опять подавать надо.

— Вот мы и решили не отпускать вас, оставить начальником тыла на нашем фронте.

Такого предложения я, признаться, никак не ожидал.

— А как же Кузнецов? — вырвалось у меня.

Ватутин ладонями крепко потер лицо, как бы снимая усталость, поднялся, медленно зашагал по комнате.

— Николай Александрович Кузнецов очень грамотный командир. Но по натуре он штабист, его призвание — кабинетная работа: все отлично распишет, продумает, доложит. Здесь он — король. А вот в оперативности вы сильнее. Сейчас, когда войска наступают, нужно отдать предпочтение оперативным качествам командира. Вот почему я и предлагаю вам пост начальника тыла фронта. Теперь согласны?

Приятно было услышать похвалу из уст такого сдержанного и требовательного человека, каким был Ватутин. Прельщало меня также предложение остаться на одном из решающих в тот момент участков советско-германского фронта. Я с удовольствием согласился.