Сколь это по-немецки - [113]
Могу предложить хлебцы и масло, но не объяснения, сказал Ульрих.
Рита: Признайтесь, вы любите сильных и активных женщин.
В самом деле?
Да, Ульриху не отвертеться, сказал Эгон. Держу пари, что жена мэра была здесь, чтобы выяснить, в чем он нуждается.
Полная чушь, сказал Ульрих.
Я все собираюсь вас спросить. На кого похожа ваша мать?
Почему бы не спросить об этом Хельмута, сказал Рите Ульрих.
Потому что по обыкновению такой разговорчивый Хельмут странно сдержан, стоит поднять эту тему, сообщил Эгон. Мать? Ну да, Хельмут притворяется, что у вас с ним ее не было. Но у тебя-то она есть, верно? Как и у всех нас, сказал он и посмотрел на Риту в поисках поддержки.
У меня есть мать, подтвердила она.
Вот видишь, сказал Эгон. И у меня тоже. Охотно расскажу тебе о своей все, что захочешь. Она даже, благослови ее Господь, вяжет мне на день рожденья свитера. А твоя мама вяжет?
Он слишком скрытен, сказала Рита.
На что Гизела подтвердила, что мать, то есть для нее бабушка, есть и в самом деле, а в остальном ей сказать нечего.
Спросите Хельмута, сказал Ульрих. Он источник знаний.
А, святой источник.
Ну вот, мы ударились в литературу, сказал Ульрих.
Не думаю, что он расколется, сообщила Рита.
Ты точно с нами не пойдешь, спросил Эгон. Приятная прогулка, деревья, озера, угрюмые фермеры.
В другой раз.
Да, согласился Эгон. В другой раз. Но, хочу заметить, если мы выследим человека, который стрелял в Хельмута, — если его рассказу можно доверять, — другого раза может и не представиться.
Может, останешься? спросил Ульрих Гизелу.
Она не захотела. В дверях, когда они уходили, Рита вдруг быстро развернулась и, не поднимая камеру к глазам, навела ее на него прямо от пояса. Щелк, щелк, щелк.
Эгон разразился одобрительным хохотом. Хороша, а?
Рита показала Ульриху язык, и ее тут же поддержала Гизела.
Мне кажется, ты им нравишься, сказал Эгон.
После того как они ушли, Ульрих перелистал раскраску, словно это был атлас, способный помочь ему решить, что делать дальше.
Теперь или никогда.
Когда он вошел в дом Анны, его окликнул привратник. Четвертый этаж, сказал он. К фрейлейн Анне Хеллер.
Она вас ждет?
Анна рассмеялась, когда он упомянул об этом. Оскар пытается защитить мою честь.
Часом позже, в постели, она сказала, что решила выйти замуж за Йонке.
Книготорговца?
Если угодно.
Почему вдруг.
Он сделал предложение, и я согласилась.
Когда он его сделал?
Несколько дней назад.
Но я же видел тебя каждый день.
Да.
Почему Йонке сделал это как раз сейчас? Ты ведь с ним не встречалась.
Возможно, он решил, что либо теперь, либо никогда. Это название моей последней книги, заметил он.
Я собираюсь прочесть ее. Ей-богу.
Так все же, почему Йонке?
Это очень просто. Я не собираюсь оставаться старой девой. Он сделал мне предложение, а ты нет.
А если я тебя хорошенько попрошу?
Попросишь о чем?
Н-ну, это еще надо посмотреть.
Я собираюсь принять ванну, сказала она, вставая с постели и закутываясь в халат.
Ты сердишься.
Сержусь? Ты уверен, что подобрал правильное слово? Можно, я потру тебе спину?
Я вполне могу справиться сама.
Что все знают.
Теперь уже всем известно, что отец Вин умер, крася ей потолок. Он был пожилым человеком и не привык работать двенадцать часов в день. Сердечная недостаточность. Удар. Уже умер, когда приехала скорая помощь.
Новости разносятся. Помогавший отцу Вин Обби рассказал своей приемной матери, Дорис, та сообщила об этом Францу, который, в свою очередь, рассказал, по секрету, естественно, все Хельмуту, а тот передал Ульриху, возможно, упомянувшему об этом Эгону.
Что еще?
Йонке опять строит Анне глазки.
Предпринимает еще одну попытку.
А почему бы и нет? Она больше не с Хельмутом Харгенау. Значит, сейчас самое время, пока не встрял кто-то еще. Он может даже сделать ей предложение. Хозяин большого книжного магазина. Пользуется уважением. Другими словами, завидная партия — для тех, кто все еще мыслит в подобных категориях.
У него что, нет никакой гордости? До Хельмута Харгенау был мэр, а до мэра…
Что еще?
Некоторые считают Йонке скрытым фашистом. Но что такое скрытый фашист? Ходили слухи, что Йонке из тех, кто склоняется к нацистскому приветствию из чисто эстетических соображений. В войну он был совсем юн, и молва гласила только о том, что его отец был на Украине оперативником, членом Einsatzkommando. Однако не все же в Einsatzkommando преследовали евреев и цыган. Йонке, по всей вероятности, пригласив однажды Анну в театр, рассказал ей там о делишках своего отца на Украине, а она могла упомянуть об этом в разговоре с мэром, который передал все своей жене — Просто отвратительно, сказала она, — и в свою очередь оповестила Хельмута, который не смог отказать себе в удовольствии поделиться этим со своим братом Ульрихом.
Не досужие ли это домыслы?
Так или иначе, хотя отец Йонке и в самом деле был во время войны в оперативной группе, а самого Йонке одни до сих пор считали скрытым гомосексуалистом, а другие — скрытым фашистом, ему, насколько можно судить, никто никогда не угрожал. В отличие от Ульриха.
Не далее как накануне Ульрих получил еще одно полное угроз неподписанное письмо. И кто-то, явно хороший стрелок, выпустил две пули в одну из спален на втором этаже в доме Хельмута. Хельмут с неохотой заявил об этом в полицию. Полицейские обследовали дыры в оконном стекле и засевшие в потолке и стене пули, после чего попытались установить, откуда велась стрельба. По их мнению, винтовкой, если это, конечно, была винтовка, воспользовались прямо с газона, и речь, по всей вероятности, шла о дурацкой шутке. Быть может, один из загулявших фермеров слегка перебрал. Вот видишь, сказал Хельмут. Пустая трата времени. Живешь здесь — изволь примириться с определенной дозой насилия.
