...ское царство - [47]

Сейчас мы ехали в обиталище человека, занимавшего ту общественную нишу, путь к которой предусматривает особый свод законов, отличный от того, что назначен основной инертной массе обывателей, призванной единственно поддерживать численность популяции; для этого человека, вероятно, существовал и кодекс чести, но весьма своеобычный; дабы свить одно только это свое гнездо мэр Стрижикурка должен был (и это представлялось наиочевиднейшим) провести в жизнь целый ряд поступков, именуемых толпой воспроизводителей «тягчайшими преступлениями». Но в том-то и хоронится тайна феномена, что не от проявленной злобности, не в революционном преодолении твердыни общественного сознания откалывал Стрижикурка те злодеяния (такого противостояния ни одно человеческое существо открыто осилить не сможет), но в покорном соответствии особенностям человеческой модели, каковую он собой представлял, пущенной в этот мир по чьей-то непостижимой надобности. Судьба предоставляла возможность наведаться в самое логовище этого создания, и мне то представлялось чрезвычайно любопытным.

Наш потешный зеленый автомобильчик остановился у светло-желтого пятиэтажного дома с синими рамами громадных окон, вышиной превосходящего стандартные девятиэтажки. Не было ничего удивительного в том, что владетель города имел здесь одну из квартир. Понятно, что подобных пристанищ в городе и за его пределами Стрижикурка имел не меряно, но именно в этой башне, удостоившей своей молодой царственностью старый центр, глава местного муниципалитета, конечно, обязан был иметь свое представительство.

Нам долго не открывали бронированные стеклянные двери подъезда, но наконец величественные чертоги распахнули перед нами свои сверкающие врата. Нас встретили два милицая в форме с майорскими погонами, завели в небольшую комнатку, и, хотя они, несомненно, были исчерпывающе информированы о времени, цели и характере нашего визита, какое-то время еще мучили нас глупейшими вопросами, осматривали принесенную аппаратуру (слава Богу, не лапали), — скорее всего для проформы, для создания особенного эффекта. Я не мог не обратить внимания, что здесь же, в закутке охранников, мультиэкраны двух мониторов предъявляли дюжину видов прилегающих к зданию улиц.

После непродолжительного досмотра один из караульных повел нас к лифту. Итак, картинка незнакомого обихода начинала разворачивать передо мной краски своих деталей. И, надо сказать, эта чужая реальность, представлявшаяся в моих предположениях венцом внешнего совершенства, разочаровала меня гораздо. Мне казалось, несметные (в моих исчислениях) средства, собранные с безмолвия послушливого стада соотичей, должны были быть воплощены в некую осязаемую симфонию. Но ничуть не бывало: глядишь, все эти услуги материи, — мраморные ступени, кожаные диваны в холлах, хрустальные светильники на стенах, — и впрямь были недешевы, но вместе с тем, не просто безвкусны, но агрессивно вульгарны.

А уж раздольные апартаменты самого Стрижикурки и вовсе повергли меня в уныние. Человек — существо коллективное, и нет ничего скорбного, а тем более обидного, что жесткая иерархия нашего сообщества предполагает общественный сбор материальных благ миллионами ради потребы единиц. Но, если эти надобности таковы… Когда новая буржуазия моей Родины принялась обносить частоколом свежезахваченные территории, ее авангард вдруг вспомнил расстрелянную в восемнадцатом царскую семью и принялся шумно грустить о ее безвременном уходе. Безвременном? Разве этой выродившейся власти следовало еще дольше скакать на балах, освежая липкие от пирожных языки прохладой шампанского, разве возможно было и далее обращать здоровье простодушного народа в пошлость малахитовых залов, разве способна была к жизни эта гниль, где одна истерика вздорной бабы превосходила важностью любые революции?.. А теперь? Кому посвящает свои усилия трудолюбы? Ради чего? Ради э-то-го?

На третьем этаже, который целиком занимал Стрижикурка, дежурил еще один охранник. Он был так же декоративно надменен, но углубленная значительность в его дурашной физиономии, физиономии гибрида служителя порядка и бандита, смотрелась тем потешнее, что сквозь буффонную маску, нацепленную на него проститутской профессией, проглядывала неподдельная крестьянская простота. Он тоже надувал щеки и долго связывался с кем-то там по рации, так что невоздержанный наш Митя не без дерзости заметил ему, что, мол, Анатолий Иванович ждет, и от столь длительного ожидания, глядишь, может и осерчать. Как ни странно, это замечание весьма ускорило процесс.

Гнездо мэра Стрижикурки отличалось от жилища классического хама только масштабами. Это были колоссальные площади забитые все той же вычурной мебелью, все тем же хрусталем, бронзой, шелком, всевозможной аппаратурой, коврами… Разве что, ковры эти и хрусталь были позавиднее. Сам же Стрижикурка оказался… натуральным хряком. Именно племенным хряком, — и предлогом к такому сопоставлению была отнюдь не какая-то моя предвзятость, но именно разительная похожесть. Маленький коренастый с раздутым пузом, он крепко держался на расставленных коротких ножках. Но особенное сходство с ярым самцом свиньи производило его лицо, если, конечно, можно было наречь лицом красную, залитую лоснящимся жиром, морду, как-то незаметно перетекавшую в круглые плечи, и выдававшуюся вперед длинным и широким носом, который так и хотелось назвать рылом. Он даже повадками напоминал кабана: также порывисто разворачивался всем корпусом, там где (будь у него такая возможность) достаточно было повернуть голову, также злобно и недоверчиво поблескивал узкими глазками, тревожно поводил рылом, то есть носом, и (тут я уж сомневаюсь, не похудожничала ли память), как будто, время от времени даже похрюкивал.