...ское царство - [25]

— Так вернемся к твоему дню рождения, — хозяйка этого земного эдема покончила с пирогом и теперь принимается за пудинг. — Я понимаю, что ты не смог бы пригласить меня в свое уютное семейное гнездышко, — она вновь начинает кривляться, отчего на лице Гарифа появляется напряженная холодная маска, — но, когда бы ты предупредил, — мы могли бы на пару часов слетать, скажем, в Париж. Посидели бы в «Максиме», отметили. Если бы ты знал, какой там готовят мусс из рачьих шеек с соусом нантюа! А пили бы мы только «Шато Лафит-Ротшильд». Или ты не любишь кларет?

Гариф смеется.

— Напрасно. Бутылка стоит триста фунтов. И заслуженно. Рекомендую. На все про все ушло бы часов десять, так что к вечеру ты был бы уже в домашних тапочках.

И вновь на подмостки этого зеленого театра выбегает Максим. Теперь на его подносе темно-бурая бутылка с горлышком, залитым сургучом, и два радостно позвякивающих стакана какого-то стародедовского дизайна.

— Кушать подано! — лучезарно скалит зубы отставной любовник, из последних сил надсаживаясь, жилясь развеселым фиглярством прикрыть леденящий его сердце страх.

— А почему два стаканы? — чуть шире раскрывает щелочки-глазки Роза. — Ты что, не хочешь выпить с нами?

— Ну что ты, Зая…

— Не называй меня больше никогда «заей».

— Прости, Пуся…

— И «пусей» меня тоже не называй. Возьми со стола себе стакан, — и, повернувшись к Гарифу: — Несносный! Просто несносный.

Кажется, одной секунды хватило Максиму, чтобы исполнить приказание.

— Ну, мужчины, открывайте бутылку, разливайте вино, — Роза вновь опускается в свое кресло. — Как все-таки сегодня жарко. Июль, чисто июль!

И тут… Роза как ни в чем не бывало, не сморгнув глазом расстегивает свою кружевную бело-палевую кофточку, со слоновьей грацией стаскивает ее с себя и бросает на траву у кресла. С противоположной стороны поляны раздаются нарочитые аплодисменты, надо быть, самого уверенного в себе гостя, и тотчас его подхватывает все общество. Господа рукоплещут, смеются, выкрикивают:

— Браво, Роза! Браво! Это может только наша Роза! Роза, ты орлица! Блеск!

— Да ну вас, — отмахивается виновница всеобщего ликования, все же явно польщенная тем, что ее эскапада снискала такой успех у публики.

Но что за тело открылось всеобщему освидетельствованию! В безжалостно откровенном солнечном свете, в окружении такой настоящей, такой естественной зелени, это громадное бесформенное существо не может не смотреться предметом анормальным и опасным всему природному. Гора болезненно бледного рыхлого гипертрофированного сала, утратившая всякие человеческие признаки. Но это женщина. Во всяком случае, на передней поверхности этого уникума следует находиться груди. Однако в многоярусном каскаде жировых складок нереально определить, какая из них может называться грудью. Впрочем, и спину дамы покрывают несколько рядов таких вот «грудей».

Роза делает рукой знак гостям, чтобы угомонились, — и те сникают, возвращаются к своим прежним занятиям.

— А теперь выпьем, — говорит она, пристально глядя на Гарифа, — за тебя, Гоша. За твой день рождения!

— За тебя, друган! — поддерживает ее Максим.

Они делают по несколько глотков.

— И, хотя ты не соблаговолил пригласить меня на свое торжество, — продолжает женщина лукаво, — мне хочется сделать тебе какой-нибудь подарок. Подарю-ка я тебе машинку. Ничего, если она будет желтого цвета?

— Но-о… — это все, что удается ответить Гарифу.

— Макс, выгони-ка из гаража ту, спортивную… желтую… «Альфа-Ромео».

Максим меняется в лице, и голос его предательски дрожит:

— Мою…

— Что-что? — хмурит черные брови толстуха.

— Конечно. Сейчас. Одну минуту, — торопится он замять допущенную проруху, и поспешно покидает зеленое поле.

— Да зачем же, Роза? — вступается за него Гариф. — Пусть бы катался. А мне к чему такая машина, за сотню, поди, тысяч зеленых…

— Обижаешь, — ласково улыбается Роза, — месяц назад она стоила пятьсот. Это индивидуальный заказ. Гараж у тебя есть?

— Гараж-то есть…

— Надежный? А то, если хочешь, можешь пока у меня ее ставить. Ну, это теперь твои проблемы. Забирай, и поступай, как знаешь. Что бы не думал, будто я тебя покупаю.

— Да ничего я не, думаю… Я, конечно, тебе не советчик, только, может быть, не стоило так с Максимом?

— Как «так»?

— Почему бы тебе ни оставить ему эту тачку в вечное пользование?

— Почему? Потому, что слизняк. Вот почему. Почему он таскает мне подносы? Почему ни разу не стукнет кулаком по столу? Почему «сукой» меня не назовет? Он даже, пусть месяц будет сидеть один, пусть два, он даже шлюху себе не решится подцепить…

— Вероятно, это чревато.

— Еще бы! Конечно, чревато. Может быть. А, может… и нет. И вообще, — Роза кокетливо взбивает рукой свои рыжие букли, — что-то мне разонравились блондины. Знаешь, мне было очень приятно, что ты сам позвонил. Как видишь, никто тебя здесь съедать не собирается. Просто, так сказать, дружеская встреча. Ну что, не такая уж я и страшная?

— Да никакая ты не страшная… — чуть смущенно ухмыляется Гариф, невольно проскальзывая взглядом по могучим складкам оголенного синюшного жира. — Просто я…

Раздается мягкое урчание мотора, из-за правого флигеля появляется лимонно-желтое спортивное авто, в свете этого ясного дня, отваживающееся соперничать в блеске с самим дневным светилом. Ослепляя солнечным бликом, плавно отворяется передняя дверца, — из машины выходит спортивный молодец в черном костюме здешних охранников, направляется к хозяйке.