Склирена - [10]

Неведомый спутник ее остановился и с участием помог ей встать.

— Вернись домой, — тихо сказал он ей, и звук его старческого, решительного голоса глубоко проник в душу Склирены. — Не уходи от людей, как бы тебе ни было тяжело. Тебе ли, слабой женщине, бродить одной в лесу? В людях ищи подпоры, помощи и сочувствия; пользуйся жизнью и верь, что иногда один миг истинного счастья искупает годы страданий. Когда будет тебе тяжело, когда постигнут тебя испытания — я снова приду и подкреплю и научу тебя…

С доверием опираясь на руку неизвестного старца, смелее пошла она вперед: чем-то таким знакомым и приветным веяло от слов ее спутника; сердце так охотно верило, что она больше не одна, что в трудную минуту он опять явится ей на помощь. А из-за кустов мелькнули огни, — она узнала дворец, и мысль, что она сейчас очутится среди света, тепла и уютной обстановки своей Жемчужины, наполнила ее душу искренней радостью.

* * *

Взошедшее солнце заглядывало в окна, когда Евфимия разбудила свою повелительницу.

— Августейшая, протостратор ждет твоего ответа, — говорила она.

В ушах Склирены еще раздавался тихий голос старика.

— Скорее объяви брату, что я еду вместе с ним, — решительно сказала она.

IV

Покорны ей земные боги,

Полны чудес ее чертоги.

В златых кадилах вечно там

Сирийский дышит фимиам…

А. С. Пушкин («Египетские ночи»)

Солнце высоко стояло на небе и сильно пекло, когда лодка, в которой плыла Склирена с братом, приближалась к городу. На голубом небе, над голубым морем все ярче и шире развертывался перед ними царственный город с его беломраморными дворцами.

Быстро, как птица, летела лодка; только вода пенилась под смелыми ударами весел. Они обогнали рыбачий челн; два рыбака возвращались на нем с рыбной ловли.

Склирена узнала челн, узнала двух товарищей Глеба и заметила, что его не было с ними. Она почувствовала, как румянец вспыхнул на ее щеках, и ей стало досадно на себя, и от этой досады ярче и ярче разгоралось ее лицо…

Она сделала гребцам знак остановиться.

— Мы встретили рыбаков, которые прошлый раз забрасывали сети на мое счастье, — сказала она брату, в объяснение остановки, и крикнула, обращаясь к старому рыболову: — Ну, что, старик, каков был улов?

Он узнал ее и приветливо улыбнулся.

— Спасибо, дорогая госпожа; сегодня много поймали… вот везем домой.

— А где же ваш иноземный товарищ? — как бы вскользь спросила она.

— С ним случилось несчастье, — отвечал рыбак.

Лицо Склирены снова заалело.

— Какое? — быстро спросила она.

— Вчера он ездил с хозяином на Принкипо, и, когда они вернулись, хозяин за что-то рассердился и сильно ударил его. Глеб не вытерпел, он забыл, что он раб; кровь в нем закипела, он бросился на хозяина и смял его… мы едва их разняли.

Опустив глаза, слушала она этот рассказ; невольное одобрение промелькнуло в выражении ее лица.

— Хозяин посадил его в подвал, где бедняга провел ночь и сидит до сих пор. Кажется, хозяин намерен вовсе от него отделаться.

— Что ты хочешь сказать? — с испугом спросила Склирена.

— Кажется, продать его хочет.

Она приказала дать золота этим «бедным людям», — и лодка пустилась в дальнейший путь.

* * *

Когда Склир со своею сестрой вошел в царские покои, Константин Мономах дремал на своем ложе. Больные ноги его были прикрыты меховым покрывалом. Лицо царя, окаймленное седою бородой, значительно осунулось за последние дни. Он уже несколько дней вовсе не мог ходить.

— А? Кто тут? — спросил он спросонок, поднимая голову и окидывая вошедших мутным взглядом.

— Прости, всесветлый, что я нарушил твой покой, — проговорил Склир, кланяясь в землю. — Согласно твоему же священному приказанию, я велел Севасте, мимо дежурных телохранителей, без доклада вести меня прямо к тебе.

— Склирена! — радостно воскликнул Мономах. — Наконец-то ты вернулась.

Она почтительно наклонилась к его руке, он же по-отечески поцеловал ее в лоб.

— Как я рад! — прошептал старик.

— Видишь, государь, я исполнил твое поручение. Но утешь же и ты раба своего и скажи: лучше ли твое здоровье, солнце наше? — говорил Склир.

— Лучше, Василий, конечно лучше… я так благодарен тебе. После я поговорю с тобой.

— Я подожду в приемной, государь.

Хорошо зная расположение комнат дворца, слепой, с низким поклоном, один направился к дверям и вышел из опочивальни.

— Какое счастье, что ты вернулась!.. Теперь снова все пойдет по-прежнему, ты снова будешь здесь в Жемчужине… — говорил Мономах, целуя ее руки. — И зачем ты уезжала? Да, я знаю, мне говорили, — императрица обидела тебя. Не бойся, она больше не станет, она мне обещала.

— Бог с нею, с императрицей; ее нападки — это последнее из-за чего я оставила бы дворец. Множество обстоятельств заставили меня уехать…

Император растерянно вслушивался в ее слова.

— Я хотела просить тебя, чтобы ты разрешил мне совсем оставить дворец, — заключила она.

— Я знал, что опять этим кончится, — с отчаянием воскликнул Мономах. — Да, я стал совсем стариком, ты не можешь более любить меня…

— Государь, — горячо возразила она, — ты знаешь, как ты дорог мне, как я уважаю тебя. Самые счастливые годы провела я с тобой… поверь же, что мое желание — не пустая прихоть.