Склирена - [12]

— Странное существо — человек, — сказала она Лихуду, — вчера в монастыре я серьезно думала, что могу умереть для мира, а сегодня мне опять так хочется жить, мне так хорошо здесь.

— Во дворце было пусто без тебя, августейшая, — ответил Лихуд, — вынь из живой твари сердце, и она становится трупом, а ведь Жемчужина — сердце дворца. Все рады, что ты вернулась; вот послушай, какие строфы написал в честь твоего возвращения мой друг Пселл.

Услыхав свое имя, философ повернулся в их сторону.

— Я хочу слышать твои новые стихи, — сказала ему Склирена.

— Когда говорит богиня, смертный должен повиноваться, — покорно ответил Пселл.

Он встал и обратился к Мономаху.

— Божественный самодержец! Какой земной бог может сравняться с тобою, моим царем и богом? Со всех концов земли летят хваления к твоему престолу, и, как праведное солнце, светишь ты нам с его высоты. Но, при всем нашем счастии, в последние дни нам словно недоставало чего-то. И теперь я вижу, что недоставало светлого сияния очей августейшей госпожи нашей, севасты Склирены. Только ныне, с ее возвращением, вполне ожил я и, как пчела, полетел по лугам собирать душистый мед поэзии. Разреши же, великий царь вселенной, гордость и слава Ромеев, положить к твоим стопам этот ничтожный дар музы.

Царь одобрительно кивнул головой, и Пселл развернул лежавший рядом с ним свиток. Раздались цветистые и льстивые строфы стихов его. Он сравнивал хозяйку с подругой солнца — луной, которая озаряет темноту ночи.

Одобрения и рукоплескания долго не смолкали, когда он окончил чтение. Подойдя к Склирене, он, с низким поклоном, вручил ей свиток. Она проворно сняла с себя гирлянду белых роз и увенчала ею голову поэта.

— Владычица, венчанная госпожа наша, — сказал он ей при этом, — если ты действительно обратила благосклонный взор на недостойные стихи мои, то, чтобы день этот навсегда жил в моей памяти, заверши свои милости — спой нам что-нибудь.

— Да, — горячо подхватил Лихуд, — пожалуйста, доставь нам эту отраду.

— Спой, спой, — подтвердил и царь, — мы так давно не слыхали твоего пения.

Склирена, выучившаяся у рабыни-арабки петь и играть на лютне, не заставила долго просить себя. Лютня была принесена; струны дрогнули и зазвенели под белыми перстами. Все замерло, все взоры обратились к ней.

— Я не знаю ничего нового, — сказала она, — я спою вам также про луну.

И она запела старинную песню, которую и прежде не раз певала, но для всех эта песня прозвучала как что-то новое и незнакомое.

Как я тебя ждала, красавица — луна!

Чуть вспыхнет небосклон, тобою озаренный,

В прозрачной полумгле из утлого челна

На берег выйдет он — любимый и смущенный.

Немая ночи мгла тобой оживлена;

Вот рокот соловья рассыпался влюбленный;

Блеснула серебром ленивая волна,

Лишь воздух недвижим, цветами напоенный.

Он будет ждать меня, в раздумье погружен…

Не знатен, не богат, совсем безвестен он, —

Но я люблю его — и властью никакою

Не удержать меня, когда, огня полна,

Я к берегу сойду, озарена луною…

Как я ждала тебя, красавица — луна!

Она кончила, и последний звон струн замер… Мгновенно наступившая тишина вдруг прервалась громкими, восторженными криками, несмолкающими рукоплесканиями. Все заволновалось, все поднялись с мест и окружили певицу. Но, несмотря на горячие просьбы, она не стала больше петь. Подозвав к себе этериарха Бойлу, она заговорила с ним вполголоса.

Мало-помалу опять завязались оживленные беседы между гостями. Склирена встала и оставила пир, но долго еще не смолкал его веселый шум. Вино рекой лилось в золотые кубки: звездное небо виднелось между занавесами, и ароматный дым из курильниц на серебряных треножниках легким облаком висел в воздухе.

* * *

После ярко-освещенной палатки пира очутившись на темной террасе, Склирена долго вглядывалась в сумрак ночи. Потом она спустилась по широкой лестнице в сад и пошла по мощенной мраморными плитами дорожке.

Ярко горели звезды; воздух благоухал цветами; неподвижно стояли черные кипарисы. Склирена шла торопливо, но не от одной быстрой ходьбы неровно стучало ее сердце.

Кто-то стоял у поворота дорожки; Склирена узнала одного из своих управителей.

— Это ты, Прокопий? — спросила она.

— Я, августейшая, — отвечал управитель.

Сердце ее упало.

— Ты один? — вырвалось у ней.

— Нет. Он здесь — вон на той скамье. Я купил его.

Она вздохнула свободнее и быстро пошла вперед.

— Встань; августейшая госпожа идет, — сказал Прокопий, вслед за ней подходя к белой мраморной скамье. Стройная тень Глеба поднялась и выпрямилась перед подошедшими.

— Здоров ли ты? Хозяин ничего не сделал тебе? — быстро спросила Склирена. — Ты — мой раб теперь. Я купила тебя.

Он с изумлением всматривался в лицо стоявшей перед ним новой госпожи; он знал этот голос.

— Боже мой! — всплеснув руками, воскликнул он наконец. — Это ты «августейшая»! Ты — моя госпожа!

Удивлением звучали слова его, но Склирена не заметила в них той радости, которую она ожидала встретить.

— Разве ты не рад?

— Нет… я рад. Мне легче работать для тебя, чем для того…

— Твоя работа будет не тяжелая. Ты поступишь в отряд телохранителей. Тебя сейчас отведут в твое помещение, а завтра ты получишь новые одежды, шлем, латы, оружие и начнешь учиться своим обязанностям… Я буду иногда видеть тебя.