Скитания Анны Одинцовой - [65]

Скорее всего, Анна Одинцова сама не виновата. Но так же легко ее и обвинить в сотрудничестве с классовым врагом. Так что все зависит от самого Ататы. Стоит только намекнуть Одинцовой о полной зависимости от него, как она заговорит по-другому.

В думах и мечтаниях время текло быстро. Дорога была отличная, полозья скользили легко, а день не убывал, только солнце уходило все дальше на запад, склоняясь над зубчатой грядой хребта, куда держал путь собачий караван.

Остановились ночевать на берегу еще дремлющей под толстым слоем снега и льда речки. Опытные каюры быстро соорудили палатку и надергали из-под снега ветки стланика. На жарком костре быстро закипел чайник и сварилось мясо. Но прежде всего покормили собак и сами поели копальхена. Что бы ни говорили русские про дурной запах квашеной моржатины, нет ничего более приятного, чем на легком морозце тонко резать моржовую кожу, проложенную слоем жира и чуть позеленевшего мяса. Язык ощущает легкое покалывание, мясо тает, постепенно наполняя желудок ощущением тяжелой, на долгие часы, сытости. Горячее мясо ложится следующим слоем, а потом — густой, крепкий чай, после которого с сожалением и сочувствием думаешь о тех, кто не испытывал блаженства неспешной трапезы после долгой дороги на открытом воздухе, на чистом просторе чукотской тундры. После этого можно со спокойной совестью завалиться спать в меховом кукуле, стиснутый для тепла с обеих сторон верными каюрами. Хотя у Ататы был изрядный запас спиртного, но он никогда не позволял ни себе, ни каюрам ни капли во время ночевки в открытой тундре. Другое дело — в яранге. Если все будет хорошо, то к исходу четвертого дня Атата рассчитывал догнать стадо и стойбище Ринто.

Когда появляются телята, стойбище больше не кочует.

Как и предполагал Атата, к исходу четвертых суток собаки оживились, а вскоре нарты въехали на взрыхленный копытами снег, перемешанный с черными орешками оленьего помета.

Он почувствовал, как в нем нарастает охотничий азарт.

В детстве он охотился на белого медведя во льдах недалеко от мыса Кивак. Он еще был мальчишкой, но считался уже достаточно возмужавшим, чтобы принимать участие в таком опасном предприятии. Когда он увидел мелькающего во льдах желтоватого зверя, он ощутил внутри рождение нового чувства, чувства преследования, присущего настоящему арктическому охотнику.

Вот и сейчас, направляя упряжки по следу, он в нетерпении понукал собак, покрикивал на них.

Яранги стойбища стояли у входа в узкую долину, чуть в стороне от опасно нависших снежных козырьков. Низкое солнце ярко освещало жилища, нарты, прислоненные к стене, людей, стоявших в безмолвии снаружи. Издали трудно было различить, кто из них мужчины, а кто женщины. И прежде чем приблизиться к ярангам, Атата раздал оружие каюрам, но строго наказал без команды не стрелять.

Он на этот раз занял переднюю позицию и первым стал приближаться к ярангам, придерживая собак. Стойбище располагалось так, что при подъезде к нему невозможно было миновать довольно высокую и крутую скалу, увенчанную снегом. Если ненароком сорвется огромный карниз снега, беды не миновать: засыплет так, что это место может стать могилой навсегда.

Вот уже можно различить двух женщин и мужчину. Кто же из них Анна Одинцова? Или ее нет среди встречающих? Нет, вот она. Она выше ростом даже самого хозяина стойбища Ринто. Но если не знать заранее, то ее никак не отличить от настоящей чаучуванау.

— Амын еттык! — еще издали приветствовал подъезжающего гостя Ринто.

— Ии, — сдерживая торжествующую улыбку, ответил Атата. — Вот я тебя и догнал.

— Твоя удача, — заметил Ринто.

Атата подвел упряжку почти вплотную к яранге, крепко вбил остол в плотный снег, чтобы собаки не сорвали нарту. Теперь он легко мог различить Анну Одинцову. Горячая волна поднималась изнутри, и он чувствовал, как вспыхнули щеки и руки налились теплой тяжестью. Он выпростал из оленьей рукавицы потную, горячую ладонь и протянул Анне, собираясь поздороваться с ней по-тангитански.

— Здравствуй, Анна, — он на секунду замялся, — вот не знаю вашего отчества…

— Николаевна, — подсказала Анна, но не протянула в ответ своей руки и сказала по-чукотски: — Амын етти!

Ринто поздоровался с подъехавшими каюрами и показал место, где они могут привязать собак. Он держал себя, как подобает хозяину стойбища, встречающего гостей. Обычай тундрового гостеприимства требовал оказания всяческой помощи путникам. Он осведомился, достаточно ли у них корма.

Атата ответил, что корма у них достаточно, что спать он будет в палатке вместе со своими каюрами.

— Я тебя не боюсь, — скатал он Ринто, — но так будет лучше и для меня и для тебя.

— Ты знаешь, что ты можешь расположиться в любой яранге, — степенно ответил Ринто. — А если хочешь жить в палатке — твое дело. Но, думаю, не откажешься от вечерней трапезы в моем жилище?

В разговоре между гостем и хозяином чувствовалась напряженность, но оба старались сдерживаться, и внешне создавалось впечатление, что ничего особенного между ними нет — просто гость прибыл в тундровое стойбище.

За столом хозяйничала Анна. Ей помогали Вэльвунэ и Катя. Глядя на маленького Тутриля. Атата подумал, что было бы хорошо, если бы у него и у Анны появился вот такой шустрый мальчишка. От этой мысли почему-то тревожно заныло сердце.