Скитания Анны Одинцовой - [25]

Пальцы так закоченели, что теперь уже каждая буква давалась с трудом.

Анна втянула голову в полог и прислушалась. В темноте слышалось мерное дыхание Таната и Кати.

Но они не спали.

5

В яранге были книги. Роскошный однотомник Пушкина, в желтом переплете, изданный в честь столетия со дня рождения великого поэта, Танат получил его в день окончания Уэленской семилетней школы с надписью: «За отличные успехи и примерное поведение. 25 мая 1947 года. Село Уэлен Чукотского национального округа. Директор Лев Беликов». Маленькая книжечка «Конституция СССР» на чукотском языке, который невозможно было понять, так как почти сплошь он состоял из русских же слов, но с чукотскими суффиксами и окончаниями. Эти книги принадлежали Танату. Библиотека Анны была куда богаче. И книги у нее были не только на русском языке. Книга «Чавчывалымнылтэ»[39] Федора Тынэтэва с рисунками уэленца Выквова, первый чукотский букварь, «Чукотско-русский словарь» Богораза, «Русско-чукотский словарь» П. Скорика, толстый том «Чукчи» Богораза, книга на английском языке «Coming of Age» Margaret Mead.

Особым успехом в яранге пользовалась книга «Чавчывалымнылтэ», Многие сказки, переложенные на письменный язык и хорошо известные слушателям, на белой книжной странице становились как бы другими. Эту книгу по очереди читали вслух Танат, Анна и даже Катя.

Ринто иногда просил сына почитать вслух стихи Пушкина. Молча, с напряженным вниманием внимал русской стихотворной речи, просил перевести, но никогда не был доволен.

— Ну что ты говоришь: мороз и солнце — хороший день! Чего тут такого? Станет Пушкин утверждать очевидное.

Обладая прекрасным слухом и памятью, он повторял по-русски:

Мороз и солнце — день чудесный!

Еще ты дремлешь, друг прелестный?

И дальше рассуждал:

— Конечно, надо всех будить в хорошую погоду. Думаю, в русском стойбище не меньше работы, чем в нашем. Ведь и коров надо пасти, запрягать лошадей, готовиться кочевать…

— Русские не кочуют, — напоминала Катя.

— Ах да, я и забыл! — улыбался Ринто.

Катя вошла в жизнь новой семьи, казалось, прочно… Но что там происходит в темноте мехового полога, когда Танат лежит меж двух молодых женщин? Правда, Анна беременна и вот-вот родит, но сын не холодная рыбина, а живой, молодой, горячий мужчина.

Слегка запинаясь, Катя читала:

Унылая пора, очей очарованье,

Приятна мне твоя прощальная краса…

Танат переводил вслед:

— Очень приятно глазами созерцать красоту осенней тундры…

— Чего уж тут приятного? — вздохнул Ринто и попросил перейти к привычной книге Тынэтэва «Чавчывалымнылтэ».

Он смутно догадывался, что за строками стихов таится иной, сокровенный смысл, который скрывается за внешне простыми словами шаманских заклинаний. Ведь часто бывает так, что совершенно обыкновенное слово, произнесенное в нужном месте, в нужное время и Тому, Единственному, которому оно предназначалось, оказывается сильнее любого физического действия. Недаром гласит старинная чукотская пословица: словом можно убить…

Что касается научных книг, принадлежащих невестке, то их содержание предстало в ее изложении мудреной путаницей с затуманенным и затерянным смыслом. Но среди них были и любопытные: большая книга о языках народов Севера, изданная Исследовательской ассоциацией Института народов Севера. Там слова разъединялись на составные части, и это потрясло Ринто. Живое, сказанное слово, как птица, вылетевшая из гнезда для вольного полета, словно подстреленное, лежало распростертое на белой странице, расчлененное, как заколотый олень со снятой шкурой. Но одно дело разрезать животное, и совсем другое — слово. Это как человека расчленить по суставам, отделить от целого. Такое действие возможно только с мертвым, и созерцание разъединенных на странице чукотских слов представлялось Ринто кладбищем. Но потом происходило чудо. Анна, водя глазами по белой странице, скользя взглядом вдоль выстроившихся черных букв, читала вслух, как бы оживляла мертвые слова, придавая им смысл. Конечно, это было великое чудо — запечатлеть на странице слова с тем, чтобы они снова ожили. Причем, чудо воскрешения могло происходить всегда, но если взгляд принадлежал человеку, который постиг грамоту. В глубине своей души Ринто завидовал этому умению, и, если бы не присущее ему чувство собственного достоинства, опасение выглядеть смешным, он еще тогда, когда ему предлагал кочевой учитель Беликов, сел бы рядом со своим младшим сыном и, глядишь, сегодня мог бы читать луоравэтланские сказки из книги Тынэтэва. Знал же уэленский шаман Млеткын не только русскую, но и американскую грамоту, и это ему не повредило в глазах соплеменников, которые искренне уважали его. Правда, именно это и оказалось подозрительным в глазах новых тангитанов-большевиков, которые в конце концов арестовали его, увезли в сумеречный дом в Анадыре, где он от тоски повесился на сплетенном из оленьих жил шнурке из собственных нерпичьих штанов.

Ринто пытался сблизить, сдружить молодых женщин. Кажется, Анна была не прочь, но Катя держалась от нее на расстоянии и в поведении, и в разговорах. Сердцем Ринто понимал ее: она с верой и надеждой столько лет ждала, что ее суженый рано или поздно соединится с ней. Она привыкла к этой мысли, к этому состоянию, и смириться с разрушением будущего она не в силах. Точнее, она не могла побороть естественное враждебное отношение к человеку, который отнял у нее счастье любви. Ринто знал, что любовь невозможно разделить, как и живое слово, от расчленения, от разделения она слабеет и теряет жизненную силу и, в конце концов, умирает. Катя еще так молода, простодушна и бесхитростна, все ее чувства отражаются на ее круглом личике, в ее темных глазах. Ее маленькие черные зрачки часто загорались огоньком глубинной ненависти к своей счастливой сопернице, как за пеплом угасающего костра угадывается живой огонь. Хотя внешне она была достаточно приветлива с Анной, разговаривала с ней ровно и бесстрастно. Ринто не покидало чувство вины перед Катей. Единственное, что он смог сделать, обратиться к богам и попросить их. О чем?