Скиталец - [105]

— Ну и что же? Я здесь вырос.

— Пожалуй, ты можешь и не узнать родные места. Сколько времени прошло?

— Немало, согласен. Но в таких патриархальных краях ничего не меняется.

— Зато изменился ты.

Рыцарь-маг пожал плечами.

Въездные ворота были распахнуты, во дворе стояла телега, груженная сеном, и крестьянин, который, должно быть, привез его, разговаривал с конюхом в дверях старой, хоть и приведенной в порядок конюшни. Когда-то двор был вымощен булыжником, но с тех пор прошло много лет, камень врос в землю, и казалось, что мостовой и вовсе пет. В углу двора, у входа в кладовую, образовалась лужа, где плавали соломинки и сор. На появившуюся троицу ни конюх, ни крестьянин не обратили никакого внимания.

Дик спешился и снял с седла Серпиану. Он узнал конюха, а чуть позже и крестьянина и поразился тому, насколько изменился его старый приятель. Младший сын кузнеца, который как раз и стоял во дворе, был старше бастарда английского короля на два года, но выглядел так, словно ему уже стукнуло сорок. Он из любопытства оглянулся на гостей, но своего прежнего приятеля не узнал. Лишь разглядев добротный дорожный костюм, стащил с лохматой головы шапку и поклонился. Поклонился и конюх.

А чуть позже из дверей донжона выглянул хозяин Уэбо. В первый момент рыцарь-маг не понял, кто ж это, а потом осознал, что перед ним — сводный брат, который младше него чуть больше чем на год. Теперь старший сын Этельвольда Уэбо был похож на самого настоящего мужика — лохматая русая борода, соломенная шевелюра, расплывшийся нос, похожий на носок старого сапога, широченные плечи и приземистая, коренастая фигура земледельца. Он был одет в домотканую холстину, и только широкий пояс в бронзовых бляхах выдавал в нем владельца замка и отличал его от батрака, нанятого на время страды.

Он остановился в дверях, с удивлением разглядывая крепкого, хорошо одетого гостя и его даму в длинном дорогом платье, хоть и грязном с дороги, но все равно слишком роскошном для корнуолль-ской деревеньки. Явление было необычным, и старший сын Этельвольда всей пятерней полез в густую шевелюру.

— Привет, — сказал, подходя, Дик. — Что смотришь, будто лешего увидел? Не узнаешь?

— Нет. — Эгберт Уэбо оглядел богатого гостя, и в глазах его появилось то же заискивающее выражение, которое обычно отличает крестьян. Сводный брат королевского бастарда подумал и добавил: — Милорд…

— Да хватит тебе. Я Ричард. Помнишь? Твой старший братец.

Лицо Эгберта слегка разгладилось.

— Да какой там старший? А? Ишь ты!

Он спустился с двух кривых каменных ступенек и с восторгом по-медвежьи облапил брата. До него медленно доходило сказанное, но чем дальше, тем больше он проникался мыслью, что перед ним — родственник, когда-то отправившийся на поиски судьбы, самый настоящий родич, да еще такой нарядный.

— Ишь ты, как заговорил. Старший… Ну привет, вояка. Что, навоевался? Под родной кров, а?

— Да не то чтобы, — улыбаясь, ответил Дик. Он, сказать по правде, сомневался, что дома ему будут рады, и, разумеется, радушие сводного братца отдалось в его душе облегчением. — Погостить. Ненадолго.

— Ну? Устроился лучше? Ну дай Бог. Молодец, что заглянул. А это кто? — Эгберт робко покосился на спутницу брата. Она показалась ему чересчур красивой для захолустья. Наверное, придворная дама, а то и фрейлина — кто знает…

— Это — моя невеста.

— Да ну?

Уэбо оглядел гостью уже смелее и с откровенным восторгом. Серпиана изящно подобрала юбку и сделала красивый реверанс.

— Анна Лауэр. Из Стирлинга.

— Далеко. Это, кажется, в Шотландии.

— На границе с Нортумбрией.

— Так ты был в Шотландии?

— Пробыл годик. — Дик с удовольствием вспомнил Озерный Край.

— А это кто? — Эгберт уже смелее показал на Олхаура.

— Оуэн. Оуэн Кбдок. Телохранитель жены.

— А-а…

— Ну что, так и будешь держать нас во дворе?

— Ах да, конечно… — Старший сын Этельвольда засуетился. — Заходи, заходи. И вы тоже… это… Добро пожаловать к нашему хлебу-соли… — Он посторонился и замахал руками. — Заходите, заходите. Будьте гостями.

— Эй, братец, — позвал Дик, предлагая Серпиане руку перед ступеньками, хотя подняться по ним, приземистым и низеньким, он могла бы и без посторонней помоши. — А отец-то где? Здесь или охотится?

Эгберт обернулся.

— А отец помер прошлой зимой, — спокойно сказал он. — Заболел. Прохворал месяцок — и помер.

От неожиданности Дик побледнел.

— Умер? А… А где похоронен?

— Как где? На погосте. Хочешь побывать?

— Конечно.

— Ну позже. Сначала надо перекусить, выпить, а потом я за священником пошлю, чтоб, раз уж ты решил навестить батюшку, он заодно и службу отслужил. Кстати, отец тебе кое-что оставил…

— Постой, а мать-то жива?

— Мать жива. Она наверху, вышивает. Я сейчас передам ей, чтобы спустилась. А заодно и жене. Я женился, ты ведь не знаешь, верно? Женился, двое детей уже. Вернее, один, а второго жена вот-вот родит.

— Ну поздравляю.

— Да-да, повезло. Жена крепкая, хозяйственная. И приданое хорошее.

В замке было всего три жилых зала да пара закуточков, где тоже размещались на ночь. Все население замка ютилось в этих трех больших комнатах, но никто не считал себя ущемленным. Протопить все жилые залы, даже при том, что их так мало, порой бывало нелегко, и теснота давала лишнее преимущество — тепло. Люди в те времена и в тех краях отличались неприхотливостью, они спали как попало — на войлоках, на сене, на подстеленном плаще, — и даже самые знатные не видели в этом ничего особенного.