Скитальцы - [139]

Доктор протирает рану ватой со спиртом, и Август стонет от боли. Его перевязывают, переносят обратно в угол и укутывают тканью, снятой с полок. Расплачиваясь с доктором, Эдеварт спрашивает: Это опасно? Нисколько, отвечает доктор, но рану не следует тревожить, пока она не заживёт.

При этих словах доктора Август опять горько улыбается. Первые двое суток его улыбка остаётся горькой, но потом, когда рана начинает зудеть и Август понимает, что она заживает, он приободряется и рассказывает, как всё произошло. Он не скрывает презрения, говоря о человеке, так неумело пырнувшем его ножом. Случись это в другой стране!..

Разумеется, тут была замешана женщина, та самая укротительница, с которой Август свёл дружбу. Все последние дни он провёл в цирке. Показав виртуозную игру на гармони, он получил номер и должен был выступать каждый час — на трёх представлениях. Укротительница прониклась к нему нежными чувствами и даже позволила себя поцеловать. Перед её выходом Август должен был играть бурный марш и остановиться посреди такта, чтобы наступила тишина, когда она выйдет со своими двумя хищниками, — это он сам придумал, он видел похожий номер во время своих странствий по свету. Всё было оговорено, директор обещал платить Августу два далера за вечер и даже написал готическим шрифтом большую афишу о его выступлении и повесил её возле входа в палатку.

Всё шло хорошо, Август играл, и его известность после танцев в трактире Маттеа собирала на каждое представление множество зрителей. Когда он неожиданно прерывал игру посреди такта, точно пугался хищников, зрители замирали и вскрикивали от страха, директор довольно потирал руки, а укротительница была в восторге.

Да, всё шло лучше некуда. Но тут произошла небольшая неприятность: перед третьим представлением явился молодой служитель, который смотрел за зверьми, и потребовал, чтобы Август держался подальше от укротительницы. Что? Август засмеялся, блеснув золотыми зубами. А то, что слышал, сказал служитель, потому что укротительница его невеста. Я не верю, воскликнул Август, это наглая ложь! Служитель не на шутку рассердился, стал грязно ругаться и пригрозил, что даром Августу это не пройдёт. Клянусь честью! — сказал он. Чем-чем? — спросил Август. Клянусь честью! Тогда Август опять засмеялся, блеснув золотыми зубами, и посоветовал служителю не слишком заноситься и не забывать своего места. А теперь ступай прочь! И служитель ушёл.

На последнем представлении Август играл, как никогда в жизни, ему хотелось превзойти самого себя; оглушительно гремел марш наполеоновских времён, которого никто раньше не слышал, посередине такта Август, как всегда, ахнул и перестал играть. Но вот укротительница показала свой номер с медведем и волком, и тут последовало продолжение: когда она уходила, Август доиграл марш до конца. Это было нечто непередаваемое, зрители хлопали и кричали, укротительница несколько раз выходила и раскланивалась, Август всё играл. Наконец он убрал гармонь. Теперь ему надо было получить у директора свои деньги.

Он зашёл за сцену, там его поджидала укротительница, она бросилась ему на шею, выражая свою преданность и благодарность. В ту же минуту на него налетел служитель, пырнул его ножом и убежал.

Начался переполох, Август согнулся пополам, ему уже ни до чего не было дела, он слышал крики, прибежал директор, пришёл какой-то человек с золотым шнуром на фуражке, это был полицейский. Но его никто не испугался, кто-то бросил ему в глаза навозом, и он трусливо обратился в бегство.

Кто бросил? Там были другие служители? — спросил Эдеварт.

Нет, служитель был только один. Знаешь, сказал Август, прости меня, Господи, но я думаю, что навоз бросила сама укротительница, хотела спасти своего дружка. Чтоб ей пусто было!

А что потом?

Не знаю, ответил Август. Меня привели сюда двое зрителей. Они же и за доктором сбегали, такие хорошие люди. Я мог бы там сдохнуть в этом цирке! — воскликнул он. Эдеварт, сходи туда за моими деньгами, у меня не осталось ни шиллинга.

Если только цирк не уехал, ярмарка-то вчера закрылась, сказал Эдеварт, но я узнаю!

Август крикнул ему вслед: И ещё сходи к этой укротительнице и забери у неё мои часы! Она взяла их попользоваться.

Эдеварт быстро вернулся обратно — цирк уже уехал. Он покачал головой над незадачей друга: Опять ты остался без часов, а ведь они были совершенно новые!

Август и сам понимал, что сглупил, но что делать. Укротительнице нужно было знать время, не мог же он пожадничать и отказать ей! К тому же, сказал он, Бог с ними с часами, всё равно ходили они плохо и без конца останавливались.

Теодор, вмешавшись в их разговор: Проклятые часы! Мои тоже стоят, идут, только если их потрясти. А ведь я два дня трудился, чтобы их заработать!

Народ разъехался, торговую площадь убрали, в городке воцарилась тишина. Эдеварт и Теодор задержались, чтобы дать Августу время немного набраться сил, но в конце концов они всё же назначили день отъезда.

Август уже почти поправился и чувствовал себя прилично, но ему было стыдно перед Эдевартом за своё малодушное поведение в тот вечер, когда его ранили, поэтому он без устали поносил служителя цирка: этот болван ни на что не годен, тоже мне, горе-вояка, у него не руки, а крюки! Август был возмущён, он привык, что удар ножом — это верная смерть, а тут сплошной обман, служитель хотел, чтобы люди поверили, будто он убил человека. Ну попадись он ему!..