Скинхед - [46]

— Нам нужна дичь половчее. Этот кусок студня сдохнет от ожирения и без нашей помощи.

Другое дело вот тот долговязый узкоглазый китаеза, вышагивающий по тротуару, аккуратно обходя лужи, он — наш.

— Эй, чистюля, запачкать унты боишься? — Он оглядывается на нас, не пытаясь бежать, а просто оторопело стоит и ждет, когда мы приблизимся к нему. Круг замыкается и Максим включает камеру.

— Ну, ты, голова — два уха, долго будешь страну нашу пачкать?..

На этом я считаю беседу законченной. Он пытается уйти от удара, неумолимого как возмездие. Его ответный выпад может вызвать только улыбку. Она блуждает на моем лице, пока мои руки работают легко и привычно, как на тренировке со спарринг-партнером. Никаких переживаний, мешавших мне под Новый год в общаге. Через несколько мгновений он лежит распластанный на асфальте — прекрасный объект для съемок.

Напоследок пнув его в бок, обращаюсь к Максим, который с техникой на «ты»:

— Все снял? Без проколов? — я бы с удовольствием еще одного нашел и провел бы всю операцию заново, если что не так с записью.

— Да, командир! — рапортует тот, укладывая ловко камеру в футляр. — Четыре с половиной минуты. То, что нужно для Интернета, просмотр не надоест, на половине не прервут, и скачивать будет легко.

Я домой возвращаюсь довольный, как от души поработавший человек. Во мне что-то изменилось. Я внушаю окружающим уважение, силу, а может и страх. И это новое во мне отражается во взглядах моих бойцов. Что-то похожее мелькнуло и в перекошенном от удара лице чурки, когда он падал на асфальт…

* * *

Ира стоит на бетонной плите как на возвышении — тонкая, изящная, готовая взлететь по-птичьему в синь неба! Интересно, кого это она высматривает. Во мне шевелится ревность.

Этим кем-то оказываюсь я, потому что, завидев меня среди толпы, рвущейся к вратам знаний, то есть бредущей в школу, она спрыгивает со своего пьедестала и подбегает ко мне, легкая, почти воздушная, как птица:

— Артем, я знаю, твоя мама лежала в больнице, поэтому ты всю неделю не появлялся в школе.

— А откуда ты узнала?

— Трубку дома никто не брал, мобильный был выключен, я спросила у вашей старосты, — она тараторит, не переводя дыханья. — Марина мне все и рассказала.

— А она-то откуда знает? — я в недоумении, мне кажется, что в школе никто не должен знать.

— А у нее должность такая: все обо всех знать, — и мы весело смеемся, потому что с этой своей работой Марина, наша староста, действительно справляется блестяще.

— Спасибо, малышка! Все это уже в прошлом. Я ее вчера домой привез… — И тут же делаю предложение, неожиданное и для себя: — А хочешь с ней познакомиться?

— А ты ей обо мне рассказывал? — Ира изучает носочки своих блестящих сапог так внимательно, как будто видит их впервые.

— Да, еще когда мы только начали встречаться, — и я тороплюсь успокоиться: — Ты ей обязательно понравишься и она тебе тоже, я знаю. Давай после школы?

— После школы не получится, мне надо зайти домой, привести себя в порядок, — Ира наморщила лобик. — А если я надену джинсы и белую кофту, в которой была 14 февраля, ей понравится?

Убей меня бог на этом месте, если я помню, в какой кофте она была 14 февраля. Такое, пожалуй, она мне не простит, надо увильнуть от ответа:

— Ты ей понравишься в любом наряде. Уверен.

Вот он, ответ достойный мужчины — Ира даже зарделась от удовольствия.

Как и договорено, мы встречаемся ровно в четыре у нее во дворе, Ира — с круглой коробкой в руках.

— Подарочек значит?

— Я небольшой тортик испекла, она же болеет, а к больному человеку с пустыми руками не ходят, меня этому мама научила.

Пожалуй, это мне теперь тоже было известно. Только у Иры получилось это по-домашнему, даже красиво, а я отделывался соками, которые покупал в универсаме недалеко от маминой больницы.

Забрав у нее «тортик», весивший не меньше ее самой, мы направляемся ко мне. Но прежде я нежно коснулся губами ее розовой щечки. Мама, как я и предполагал, встречает нас своей искренней улыбкой:

— Привет, ребята, — и она распахивает дверь, — милости просим, гости дорогие.

— Здравствуйте, Надежда Артемовна, — Ира, глубоко вздохнув, переступает порог нашего дома.

— А тебя зовут Ира, я угадала?

Ира отважно кивает головой, соглашаясь. Она все еще цепляется за рукав куртки обеими руками, и я не могу вручить маме торт. Мама, точно оценив обстановку:

— Давайте-ка, торт, который, предназначен мне, заберу на кухню, чай поставлю, а вы пока разувайтесь, раздевайтесь и садитесь за стол.

— А она у тебя классная, — первое, что произносит Ира, когда я провожаю ее домой. Время за чаепитием пролетело быстро и звонки на мобильный напомнили ей, что пора домой. Давно я не видел маму такой расслабленной, да и Ира, хоть и выглядела первоначально несколько смущенной, потом обрела привычную естественность. А уж мне как хорошо было: две главные женщины в моей жизни понравились друг другу. Мы шутили, пили чай, ели торт и мама сказала, что в Ире редкое сочетание ума, красоты и эрудиции, а потом подумав добавила: «А то, что она так вкусно печет, делает ее совершенством». А Ира тут же гордо расправила плечи и пихнула меня локтем под бок, что заставило даже маму расхохотаться, чего ей делать было противопоказано, как выражался «Пилюлькин», ее доктор…