Десять лет, прошедшие с той яростной ночи битвы за трон, продернули белые нити в их волосах, проложили морщины на лбу и около губ. На дорогах молодость мужает быстро, быстрее, чем у домашнего очага. А часто ли Дарий. Отан и Гобрий наезжали в Сузы — город всех городов? Может быть, и года они не провели под мирными кровлями. Походы, завоевания стран, подавление непокорных народов, то и дело восстававших против царя царей…
— Отан, — усмехнулся Дарий, предвкушая успех собственной шутки, — мне не раз приходилось слышать, что скифские холода белят бороду и она начинает звенеть от висящих сосулек. Тебя не страшит подобная участь?
Гобрий расхохотался. Предположение было тем более смешным, что на обрюзгшем лице вазиря борода росла редкими пегими клочьями.
— Ничего, государь, царь царей и повелитель Азии, — произнес без улыбки Отан, — я приму во внимание предупреждение, сделанное тобой по доброте душевной, с первого же скифа сорву остроконечный колпак и нахлобучу себе на голову до самых плеч.
— Поистине, мой вазир, нет на свете тебя умнее.
— Напрасно хвалишь вазира, государь, выдумка его слепая.
— Как так слепая?
— А так. Шапка, нахлобученная до плеч, бороду спасет — это верно, да глаза-то закроет. Вот и выходит, что выдумка слепая. Зря наш вазир загордился, без толку вознесся.
Дарий и Гобрий расхохотались.
— Для глаз я прорежу отверстия, — невозмутимо сказал Отан, — и боюсь, что великий царь и его Копьеносец, с которым он беспричинно дурачится и веселится, словно мальчишка, удравший из школы, вынуждены будут последовать моему примеру. Купцы, побывавшие в этих степях, клятвенно уверяли, что ходили по воде, как по сухому песку, нимало не замочив ног. Они говорили, что холод остановил реку и покрыл ее толстой прозрачной корой. Купцы утверждали также, что здешние люди выносливы ровно настолько, насколько немилостива к ним природа. Свою жизнь они приспособили и к зимней стуже, и к летней жаре.
— Важна не жизнь, важно, что именно делает в ней человек, — произнес Дарий строго. — Вот египтяне, они дают нам пшеницу и золото. Сирийцы одевают нас в тонкое полотно. Корабельные мачты делаются из кедров, выращенных в Ливане. Без кипрской меди была бы нехватка кинжалов и копей. Без хорезмийской бирюзы наши женщины лишились бы лучших своих украшений.
Народы стран трудятся ради пользы и блеска Персидской державы. Можно ли терпеть, чтобы скифы, живущие в домах на колесах и питающиеся, подобно зверям, мясом растерзанного скота, одни не признавали над собой нашей власти?
— Царь царей и великий царь положит конец скифскому самоуправству, промолвил Отан и на этот раз усмехнулся. Что означал смешок вазира?
— На скифов в остроконечных шапках! — закричал вдруг Видарна, начальник десяти тысяч «бессмертных». Он ехал за Дарием и слышал весь разговор.
— На скифов! — десять тысяч копий взметнулись кверху, десять тысяч мечей ударили в щиты.
От звона и грохота вздрогнуло синее небо. Быстрые лучики солнца побежали по шлемам, кольчугам и по ножам.
— На скифов! — крик несся до самого горизонта и, подхваченный ветром, умчался за край земли.
Дарий остановил коня. Глаза из-под резких прямых бровей с удовольствием оглядели равнину.
Как море во время прибоя, как Нил во время разлива, разливались его войска по необозримой степи. Шла лучшая в мире армия, мощная, дисциплинированная, закаленная. Ее составляли не только персы. Спаянные племенными союзами полки покоренных стран входили в ее ядро.
Мимо царя царей и повелителя Азии, держа строй проходили мидийцы. Их оружием были мечи и кинжалы. С тяжелыми копьями на плечах шли солдаты эламских полков. Двигались легкие одноосные колесницы. Впряженные в них нисийские кони были способны опережать ветер. Шли персы с колчанами за спиной, с изогнутыми луками, висевшими слева.
Ехала конница.
Скифы появились неожиданно. Скорее всего, они вынырнули из длинного оврага-балки. Их было трое. Увидев надвигавшуюся лавину, они повернули своих низкорослых коней, покрытых кусками войлока вместо седел. Но было поздно.
— Первые! — радостно крикнул Дарий и рванулся вперед.
Отан и Гобрий бросились следом. Ветер ударил в медные шлемы, зазвенел в чешуйках кольчуг. Тонко запели натянутые на скаку луки. Три стрелы, как быстрые молнии, рассекли густой от душистых трав воздух.
Первый скиф рухнул сразу. Второй попытался вцепиться в гриву коня, но пальцы разжались и он покатился в траву впереди своего товарища. Третьему всаднику удалось ускакать, унося в плече вонзившуюся стрелу.
— Ушел мой колпак, — сокрушенно сказал Отан. Это его стрела не поразила цель. Он стрелял третьим.
— Брось печалиться, мудрый вазир, — расхохотался Дарий. — Скоро из островерхих шапок наших врагов мы сложим целый курган, и не один, если позволят боги.
