Скелет в шкафу - [10]

Юрай понимал, что тайна смерти Ольги спрятана в ответе на вопрос: что она тут делала? Но ведь никто его не задавал, а ему он и даром не нужен: ни вопрос, ни ответ. Он сочинит все вопросы и ответы в мистическом романе, а как было в жизни – ему по фигу.

В романе у нее тут будет свидание, потому что ничего романтичнее вообразить нельзя, хотя и других вариантов может быть бесконечное множество.

Кроме любовника ничего в голову не приходило. Но какой же надо быть извращенкой, чтоб встречаться с возлюбленным на иссеченной и закаканной вдоль и поперек местности, в то время как дача стоит пустая и тихая, а ближайшая человеческая особь – он, Юрай, – плохо ходящая природа, от которой никакой опасности. Стоит и смотрит в окно. Но смотрит же! Недвижные ведь совершает глазами все возможные переходы, недвижные – они ведь так шустры мыслью, что с ними опасно иметь дело.

Хотя все это чушь. Ольга понятия не имела о Юрае, она пришла сюда, в этот лес-нелес, потому что знала еще раньше, что сюда придет. До того, как посмотрела в окно и увидела стоящего и пялящегося на нее мужика.

Юрай печально смотрел вокруг. Какое-то скорбное место, как будто что-то здесь затевалось и было брошено, что-то должно было произойти, а не случилось, от всего места веяло тоской и обидой, и вроде веяло целенаправленно на него, Юрая, ведь он как-никак торчит среди деревьев, травы и кустарников, венец природы, торчит, можно сказать, без всякого прока. Надо было уходить, и Юрай стал огибать мусорные колдобины. И если пришел он почти спокойно, выйти уже было трудно. Болели ноги. Он упирался палкой, ища устойчивой дороги, разгребал себе путь, и это мелькнуло в кустах. Юрай поднял с земли круглую штуку, которую цепляют журналисты на пиджаки на высокого рода мероприятиях. На картонке было написано: «Спи, мой беби!» Юрай ковырнул пальцем. Картоночка была вставлена в визитку Красицкого как участника кинофестиваля. Значит, сначала шел Красицкий, сверху – беби, и все вместе валялось тут в траве, невдалеке от места, где была убита Ольга.

И что бы это значило? Какую еще смерть скрывало это место? Что за беби? Подумать же страшно, если взять и додумать до конца, к примеру, мысль: «Здесь ее, Ольгин, ребенок, сюда она ходит, тогда понятно, почему пришла и в тот раз… А раз могилы нет, – думай, Юрай, мысль, думай, – значит, криминал? Еще один криминал. Так сколько же может их быть на одну заплеванную опушку? Во всяком случае одно легче – появилась некоторая ясность прихода сюда Ольги. Не на свидание. Пришла к „беби“, а мимо шел лютый человек».

И как бы в подтверждение, в доказательство существования такого человека валялась невдалеке скомканная старая пустая пачка «Казбека». Господи, неужели это еще курят? Пачка была выжелтевшая, с потеками. Явно другого времени. Он не стал даже ее поднимать.

На обратной дороге Юрай зашел к тетке Кравцовой. Не то что по дороге, пришлось делать загогулинку по пути, но зашел как бы случайно. На что Кравцова даже не удивилась.

– Ноги расхаживаешь? – спросила она. – Сказывают, тебя сильно побили.

– Да было… – засмеялся Юрай. – Влез не в свое дело.

– Не лезь, – резонно заметила Кравцова.

– А я любопытный до дури. Меня, если что зацепит, то я, пока не дознаюсь…

– Тогда тебя правильно бьют, – сказала Кравцова. – Есть для дознания поставленные люди. Они, конечно, теперь боятся, потому что много безобразий, которые им трогать не разрешают. Вор и жулик нынче из непростых. У них и охрана своя, и оружие… Жить теперь надо тихо, и хорошо бы слепым и глухим.

– Ну напугали! Не так страшен черт… Я тут гулял, венок для Красицкой нашел… Весь засох, один каркас.

– А сколько их по дороге, венков! Видимо-невидимо… Автомобильщики бьются как оглашенные. Я теперь никакому венку не удивляюсь.

– У них одна дочь была? – спросил как бы между прочим Юрай Кравцову.

– Куда ей второго? Она за этой-то не смотрела. Девчонка-покойница росла как хотела. Ее мать, тоже, прости господи, покойница, собаку больше любила. Когда собаку эту кто-то отравил, так сама чуть умом не тронулась. А когда Светке твоя медсестра Таська аборт делала и чуть не сгубила, так мадам даже не приехала. Сами мы тут колготились…

– Так у нее там собака похоронена? – спросил Юрай.

– Вот видишь, ты какой… Я тебе про то, как чуть девчонка не померла, не окажись рядом моя золовка, а она врач по этому делу, померла бы Светка, хотя она и так померла до сроку, такая у нее, видать, судьба жизни. А собака – да: там похоронена… Мадам туда часто ходила, вообще хотела похоронить во дворе, но сам распалился до крика в доме. Отнесли на черное место.

– Почему черное?

– А оно не для людей сделано. Другое значение имеет. И даже собаку там лучше бы не хоронить. Все-таки у собаки тоже душа есть… А на это место душа не придет, туда хода нет… И ты не ходи…

– Это как же? – Юрай возбудился от неожиданно мистического поворота дела, вот, кажется, забыл, а оно само идет в руки, это «нечто», которое потом ляжет, – раскинется в его романе.

– Там люди много раз начинали что-то делать, и все кончалось плохо. То помирали на ровном месте, то все сгорало… Но это уже давно было… Теперь дураков нет… Ты заметил – там все в ямах, как в ранах… До сих пор место себя не заростило. Туда никто не ходит, только придурошные городские. Вот и эта Красицкая похоронила там собаку. Ну и где она сама, по-твоему? То-то… И ты туда не ходи… Ты человек больной, ломаный… Тебе немного надо…