Скелет бога - [50]

– Психуешь? – участливо поинтересовался Евпатий Медовухин и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я вот тоже, прям дёргает всего. Пытаюсь успокоиться – ну ни в какую, ещё хуже. Только что выпил полный кафтан пенистого каравая, надеюсь, хоть это поможет.

– Чего? – воззрился на него Святополк. – Ты, кажется, перепутал… кафтан, он…

– Да знаю, – прервал соратника Евпатий. – И «пенистый» значит «плохой», от русского слова «пенис». Но у меня выбора не было, как подумаю – вот не сработает шоу, не отвлечём народ, ты представляешь, что с нами будет? Сюда сразу половину Отдельного корпуса жандармов пришлют, начнут ходить, выспрашивать – ну-с, кто здесь республиканец, рассказывайте, как планировали революцию, как саботировали, как портреты государя снимали…

Святополк непроизвольно вздрогнул.

– Да уж, – согласился он. – Государь-то в последнее время ничего не замечает, ему запретили докладывать о проблемах, чтоб не расстраивать. Из-за этого у жандармов рвение просто ужасное, везде видят происки монаршую особу огорчить. Новость насчёт сокращения поголовья песцов в Магадане приказали заменить сенсацией об их небывалом размножении и прибавке в весе под рубрикой «Полный песец». Пару телеведущих отправили в клинику пластической хирургии – показались излишне худощавыми, «не дай бог царь-батюшка увидит». Но тут верняк, брудер. Народ такое любит, поверь мне.

– Ну, тогда с Богом. – Евпатий по лютеранской привычке перекрестился двумя пальцами.

В воздух салютом взлетели многоцветные конфетти.

В трёх вертящихся креслах напротив сцены восседали члены жюри. Первый – митрополит Питирим, духовник государя, издавший интеллектуальный бестселлер «Христос ли Христос?», разорвав шаблон отечественным богословам. Второй – монах Хрисанф, насупленный отрок лет двадцати пяти; целый год он просидел на хлебе и воде во имя духовной святости, а потом основал курсы диетологии в столице. Третий – депутат Городской думы Петербурга Миловидов, даже летом не снимавший кухлянку и унты, – чукотский охотник, некогда прославившийся тем, что загнал в самой гуще тайги в капкан группу геев, приняв их за диковинных зверей, из-за чего бедняги все помёрзли. На суде Миловидова оправдали: он объяснил свои действия шоком и охотничьим инстинктом жителя Крайнего Севера – «однако, у нас в улусе диких геев отродясь не видывали».

На сцену вышел Матвей Квасов – в картузе с маком, алой рубахе, плисовых штанах.

– Гой еси, добры молодцы да красны девицы, – поклонился он залу. – Что, заждалися? Да уж, такого зрелища Русь православная сроду не видывала. «Господь-шоу» объявляется открытым! Голосуйте, выигрывайте призы и не отходите от гуляй-ящика! Счастье есть!

Оркестр заиграл «Калинку», выбежали танцовщицы в коротких прозрачных сарафанчиках и одноразовых кокошниках цинского производства. После краткого, но ударного представления на сцену вывели губернатора Тунгусского улуса империи Адольфа Кауфмана (после крещения – Микулу Селяновича), понурого, в кандалах и наручниках.

– Благословите меня, святые отцы, ибо я грешен, – зазвенел цепями Микула.

Митрополит Питирим нажал на кнопку, и кресло повернулось.

– Каешься ли, пёс, что, наущённый сатаной и демонами его, тащил из казны евро да доллары, обогащаясь, яко змий крамольный? – сквозь бороду грозно вопросил он.

– Каюсь, батюшка, – грустно ответил губернатор. – На хлебной должности состою, а в праздности погряз. Всего-то вшивый миллиард евро присвоил, и кто я после этого? Смеяться будут, честное слово. Какая-то девка сенная из Министерства обороны, и то больше крадёт. Меня ж опустят в колонии, экскурсии будут приводить – вот, смотрите, мужик на губернаторской должности, и горсть копеек стащил. Стыдно! Отпустили бы вы меня, а? Я только пяток миллиардов унесу в дополнение, и можно сидеть со спокойной душой.

Чиновники в первом ряду с презрением отвернулись от губернатора.

– Ни в коем случае, – мрачно заявил Питирим. – Не убедил ты меня достаточно своим раскаянием. Если уж ты, будучи губернатором, ленился бабло крысятничать, кто такому дураку снова должность доверит? Великий грех на тебе, раб Божий, один из семи смертных грехов, зовущийся ленью. Ступай, отсиди теперича недельку в Бутырке, а опосля томись в пятизвёздочной темнице в Крыму, и пущай тебе там полотенца раз в неделю меняют!

Часть зрителей, вздрогнув от ужаса, закрестилась.

– Я говорю «нет»! – подвёл итог Питирим и отвернулся.

– И я говорю «нет», – презрительно бросил Хрисанф, ткнув в кнопку холёным пальцем.

– А он случайно не гей, однако? – встрепенулся Миловидов.

– Точных доказательств не имеется, – развёл руками со сцены Квасов.

– Тогда моя говорит «нет!» – насупился Миловидов. – Этот человек – плохой охотник.

– Голосуем! – постановил Квасов. – Православные, просим слать эсэмэс на номер один-один-один, если «да», и на номер шесть-шесть-шесть, если «нет». От вашего выбора зависит будущее человека! Цена каждого эсэмэс – сто золотых без эндээс, и да хранит вас Господь со всеми прекрасными ангелами!

Зрители замерли, глядя на экран, где быстро менялись цифры.

Внезапно пол под Микулой Селяновичем закачался. С четырёх концов вырвались клубы пара. Зазвучал утробный рёв, и губернатор, простонав фальцетом подстреленной косули, провалился вниз, блестя кандалами. К потолку ударил столб жаркого пламени.