Сказочка - [5]

Но этого Елене Николаевне показалось мало. Она решила усугубить наказание:

— И еще: бабушка подарила тебе такую же шапку, как у Леночки. Так вот, с сегодняшнего дня будешь ходить гулять только в ней! Пусть все дети во дворе смеются и показывают на тебя пальцами! Побывай в чужой шкуре!

С этими словами Елена Николаевна схватила дочь за руку и потащила в коридор, где, одев ее и напялив на голову дурацкую шапку, выпихнула за дверь:

— Иди! И не извинившись не возвращайся!

Тут в голове Елены Николаевны зародилось некое беспокойство, и она подозрительно добавила:

— Да, и не вздумай хитрить! Или еще хуже — какую-нибудь пакость мне в ответ сделать!

Анфиса была уже на лестнице, но, услышав эти слова, она обернулась:

— Пакость? Зачем? Пг’осто запомню.

Спустившись на несколько пролетов вниз, Анфиса остановилась и села на ступеньки. Расчет Елены Николаевны оказался точен — идти в этой шапке во двор было смерти подобно. Благодаря недавней Анфисиной байке вся местная детвора объявила бой владельцам плюшевых шапок. Тут в ход шли и обзывательства, и снежки, и даже кулаки. Никто не хотел дружить с новоявленной дурочкой или дурачком. Об этой яростной борьбе юных законодателей мод знали все, даже родители.

Итак, Анфиса сидела на ступеньках и разглядывала мохнатую шапку, лежащую на коленях. Шапка напоминала Анфисе бездомную кошку со слипшимся мехом. Она осторожно погладила кошку по впалому боку и, вздохнув, достала из кармана расческу…

Ребята играли в снежки, когда увидели, что к ним направляется вражеский лазутчик с ненавистной шапкой на голове.

Командование на себя принял Толик. Все, спрятавшись за сугробом, заняли оборону.

— Внимание! Приготовиться к атаке! Пли! — скомандовал Толик, и смертоносные снаряды полетели во врага.

Хотя расстояние было большое и снежки не долетели, враг остановился. Все с нетерпением ждали, когда же он с позором сбежит.

Но противник не только не удирал, но и вообще повел себя как-то странно: засмеявшись, поднял руку и… любовно погладил себя по мохнатой голове.

— Ой, да ведь это Анфиса! — удивленно прошептала Настя.

— Молчи! — цыкнул на нее Игорек. — Не видишь, на ней же шапка! Во, гляди, она опять сюда идет…

Увидев, что нападающие замешкались, Анфиса снова направилась к сугробу. Но Толик грозно окликнул:

— Стой! А то мы опять атакуем!

Анфиса остановилась.

— А ну отвечай, — потребовал Толик. — Зачем шапку надела?

— Холодно, — пожала плечами Анфиса.

Толик хотел еще что-то спросить, но тут из-за сугроба высунулась Катя.

— Ой, глядите, — крикнула она остальным, — что у нее на шапке!

Все повылезали из-за сугроба и принялись разглядывать Анфису. Шапка действительно выглядела странновато. Виной всему был идеальный пробор, красовавшийся прямо посередине.

— А это зачем? — возобновил допрос Толик.

— Нг’авится, — ответила Анфиса и зачем-то добавила: — По-цаг’ски.

Все вокруг зашумели. Кто-то засмеялся, кто-то досадливо ухмыльнулся, кто-то побежал домой — надевать такую же шапку. Но тут выскочила Леночка и возмущенно завизжала:

— Да фто фы ее флуфаете! Фхёт она фё! Это ее мать зафтафила фапку надеть — ей моя мамочка пофо-фе-тофала…

Ребята недоверчиво замолкли. И лишь Настя одиноко передразнила Леночку:

— Да фто ты гофорифь!..

— Не ферите?! — взвизгнула Леночка. — А фот фмотрите, фейчаф она у меня профения профить будет!

Настала тишина.

Анфиса почувствовала, как вокруг неумолимо смыкается кольцо. Это было кольцо немого унижения, кольцо жаждущего крови любопытства.

А прямо перед ней стояла Леночка — единственная дверь из этого кольца, из этого мертвого круга. Дверь, в которую нельзя гордо выйти. В нее можно только униженно вползти, чувствуя спиной ожоги презрительных взглядов.

Леночка стояла и ждала. Но страшно было не от этого. Страшно было от того, что ждала не только Леночка — ждали все.

Анфиса оглянулась и увидела, как в окне напротив ждет Елена Николаевна, обняв за плечи улыбающегося Сашу. Этажом ниже ждала Надежда Георгиевна, влюбленно глядя на Леночку. И почти в каждом окне кто-нибудь стоял и ждал — с любопытством, ненавистью или просто равнодушием. Словно блокада — кольцо ожидания шириною в мир. Мир, в котором любят смотреть, как ломается то, что не гнется.

Анфиса еще раз оглядела дверь: у Леночки были розовые щечки-яблочки, прижимающие глазки почти к бровям, и толстые, капризно сложенные губы. Обиднее всего выходить именно в эту дверь.

Анфиса дернула за завязки и, стянув с себя шапку, медленно пошла на Леночку. Та испуганно попятилась, но, вовремя вспомнив, что она победительница, встала в позу и самодовольно заулыбалась.

Анфиса подошла вплотную и, поймав бегающий Леночкин взгляд, с расстановкой произнесла:

— Я пг’ощаю тебя, как пг’ощаю всех убогих. И в знак своего пг’ощения я даг’ю тебе этот головной убог’, — и Анфиса напялила на Леночку шапку по самые брови.

Вокруг послышался ропот. Обернувшись, Анфиса сказала остальным:

— А на вас не хватило, извините. Но можете эту шапку по очег’еди носить.

Первой пришла в себя Катя:

— Да она опять дурачит нас! Что мы смотрим? Бей ее, ребята!

Анфиса уже немного отошла, когда в спину попал первый снежок. Она оглянулась: