Сказки тесного мира - [4]

Нестись с сумасшедшей скоростью уже не хотелось. Да и сумерки откровенно намекали на ночь.

“Какое настроение было! Возвышенное, редкое. Когда теперь будет так хорошо? А может уже никогда. Может такое вообще бывает раз в жизни. Такое откровение. Негодяй. Подонок”.

Внутренний чайник опять закипал. Пора было сбрасывать газ.

Сбросив скорость, остановился у обочины и приземлился.

На земле оказалось неуютно, прохладно и совсем не успокаивающе.

Вернувшись в салон, потихоньку тронулся с места и поехал дальше.

Мало-помалу возвращалось хорошее настроение, скорость, встречные потоки ветра; пустынность мира не иссякала. Правда, дорога вдруг запетляла – что ни километр, то загогулина. Но это не рушило кайфа, и даже внесло приятную долю разнообразия в наметившуюся было монотонность пути.

Очередной изгиб дороги прошёл бы незамеченным, не следуй за ним нечто, останавливающее взгляд властно и бесцеремонно.

Резко затормозив, выскочил из машины и ринулся по насыпи вниз, разглядывая медленно и несинхронно вращающиеся колеса – будто перевёрнутый на спину жук, беспомощно сучил лапками автомобиль.

С ужасом узнал того самого монстра, который неудачно обогнал его, оскорбил несколько минут назад в блаженном первозданном одиночестве.

Тёмные стекла осыпались. Водитель умер, - пульса у него не было. Восковое кукольное лицо залила кровь. А кругом, как назло, никого.

“Что же делать? Ждать, когда кто-нибудь проедет мимо? Зачем? У самого машина...”

Понял, что просто боится оставаться наедине с трупом, и поэтому первая мысль – о другом, о любом живом человеке, с которым можно разделить этот ужас.

Первая дрожь прошла.

“Запомнить километр. Добраться и сообщить. Срочно. А водитель?.. Водителю уже не поможешь, так что, брать его с собой смысла нет...”

Вскочив за руль, рванул. Мелькали столбы, деревья, линии электропередач. Быстро темнело.

“Что же я натворил...” Это догнала его мысль, догнала его, так поспешно бежавшего с места преступления собственной глупости и трусости.

Теперь всё сущее казалось враждебным. Ехал по изнаночной стороне мира и все швы безобразно лезли в глаза. Нога приросла к педали, руки к рулю.

Впереди показались габариты. Машина шла довольно быстро. Но он быстрее.

Догнал. Как назло – поворот. Стал обгонять. Ждать некогда, не до церемоний. Обгон получился грубым, грубым, неприличным. В соседнем окошке мелькнуло перекошенное злобой лицо.

“Да, не прав, конечно, подрезал, но не до того... Извини...”

Оставшаяся позади машина утонула в сумерках зеркала.

Почти стемнело. Впереди, пересекая темное небо, почему-то появилась радуга. Какая-то занавесь перерезала дорогу. Подъехав ближе, увидел, что это стена ливня. Никогда не видел такого, не знал, что дождь наступает на сухой мир идеально ровной стеной.

Пронзив тонкий слой воды, автомобиль ворвался в шумящие потоки. Мошки капель лопались на тверди лобового стекла, как феи, при попытке проникнуть в иной, недоступный им мир. Свет фар вырвал клок тёмного блестящего асфальта...

Поворот. Понесло вправо. Выкручивая руль до упора, чувствовал, что машина не слушается, что её уносит с дороги.

Беспомощный отчаянный крик тормозов... мгновенье невесомости... (как это правда было похоже...) удар... ещё... мельканье мира в глазах, какой-то не то шорох, не то шёпот и, наконец, темнота...

Сквозь красноватый фильтр пелены проступил свет фар.

“К а к в к и н о...”

Он любил кино. Особенно атмосферу съемочной площадки. Скучал по ней. А иногда грубо шутил: “Как по бабе”.

От затормозившей на обочине машины к нему бежал человек с испуганным бледным лицом – таким бледным, что в залитом густыми сумерками воздухе оно казалось светящимся.

“Н у и д е н ь... П р е д у п р е д и т ь э т о г о, ч т о б ы н е г н а л... . . . . . .”

Тьма уплотнялась. На мгновенье лицо исчезло, а потом снова появилось, но уже другим. Женским. Длинные космы не давали рассмотреть глаз. Окружённое пульсирующим мраком, лицо плавно покачивалось, мерцало как голограмма и, приближаясь, становилось всё бледней и бесстрастнее.

"ЧЕРЕП ЕДИНОРОГА"

мифологическая

Мне бы, признаться, хотелось повстречать единорога, пробираясь через густой лес. А иначе какое удовольствие пробираться через густой лес?

У.Эко “Имя розы”.

Череп был будто из воска. Не мягкий конечно, а какой-то тёплый, гладкий и чистый. Несмотря на осеннюю сырость, к нему не пристала грязь, только на нижней челюстной кости пулевым отверстием темнел присохший клочок бурого листа, да тонкая калька пыли равномерно покрывала странную находку.

За исключением одной детали, череп был останком головы небольшой лошади. Возможно, размером с пони. Что это именно пони - маловероятно, – пони не живут в дикой природе Подмосковья, если они, конечно не беглые, а это абсурд – беглый пони! Зачем пони куда-то бежать! Да, они грустные, как и ослики, их неважно кормят хозяева и катают на их спинах разных, в том числе и очень вредных детей. Но бежать пони не может, не бунтари они по натуре.

Ещё это мог быть череп осла, кулана, онагра, кианга, маленькой зебры, либо жеребёнка лошади обыкновенной, домашней или дикой, ну или лошади Пржевальского, каким-то образом прискакавшего из Азии.