Сказки Старого Фонаря - [49]
По всему выходило, что надобно ждать дня свадьбы, не будет же отец ее к жениху веревкой привязывать, улучит минуту – да и убежит.
И ни на минуту не проскользнуло у Мирелы в голове сомнение – куда бежать.
Конечно же, к Эмерику. К золотоглазому Эмерику, позвавшему ее в жены в тот памятный вечер, когда показывал ей подземный дворец.
Равно как и не задумалась она и о том, от кого убегает.
От отца?
От друзей, жениха?
От самих людей?
Не мило ей стало житье в человеческом доме, не по нраву постель с пуховой периной, тянуло ее в лес, от людей подальше.
И вот настал день свадьбы. С утра пораньше зазвенели под окнами колокольчики – приехал жених.
Мирела едва дождалась, покуда отец придет за ней, дабы передать будущему мужу. Руки ее слегка дрожали, когда она надевала свадебный убор, но это была не дрожь страха, а предвкушение того, что сегодня заключение ее закончится и она наконец-то навсегда уйдет в лес.
Как во сне, спустилась она под руку с отцом на крыльцо дома, как во сне вложила свою руку в руку своего будущего мужа. А как пошли на коней садиться, так оттолкнула стоящего рядом жениха, да припустила со всех ног в лес.
Свет-траву, что дорогу укажет, она еще заранее в рукав спрятала. Да жених, когда за ней бросился, почти догнал, выдернул из ладони заветный стебель.
Бегом, бегом по подхваченной первым морозом траве, по выпавшей водяной дымке, по согнутым стеблям остролиста.
Вырвали из рук свет-траву – не беда, дойду без нее, без помощи.
Бежит она, только ветер в ушах свистит.
Бросились было в погоню, но куда там! Ветви пройти не дают, земля норовит уронить, ворон на дереве раскаркался так, что впору к дому поворачивать.
А она все бежит – скорее, быстрее, прочь отсюда, прочь из дома, прочь от тех, кого еще недавно любила.
Да и то сказать – не осталось в девушке человеческого. Высушил лесной ветер любовь к отцу, выпили стебли деревьев привязанность к теплому, безопасному дому.
Скорее! За ветром, по земле-матери. Бежать и чувствовать, как обрываются нити, привязавшие ее к миру людей!
Шумит под ногами палая листва, легкой поступью по ней, в лес, в чащу, к нему.
Давно ведь уже решила, да только сил не хватало встать и уйти из отчего дома; а как встал выбор – человеком остаться, Эмерика потерять или же навсегда в лес уйти, так и силы взялись, и прыть не подвела.
Да и то сказать – кто у свет-травы до утра с лесным царем сиживал, навряд ли прежним останется, а уж ежели еще и приглянулся царь лесной так, что без света глаз его мир немилым стал, вовсе дело гиблое. Лучше уж отпустить такого в чащу подобру-поздорову, все равно ведь не жить ему дальше среди людей…
Ходили по лесу люди, ходили, да толку мало – что могут люди сделать, если сам лесной царь ей тропу под ноги стелет, а им коряги да кочки под ноги бросает? Так и ушли ни с чем.
Выбежала Мирела на ту самую полянку, где они ночь коротали, а тут с Эмерик выполз, увел ее в подземный дворец, подарил чешуйку со своего змеиного тела.
Вставила девушка ее в пояс, и обернулись ее ноги змеиным хвостом, таким же, как у Эмерика.
***
– С тех пор больше ее люди и не видели, только стали находить на окраине леса куски старой змеиной кожи, страшной, толстой, ни одной такой большой змеи в наших краях отродясь не водилось. Видать, приползала на отца издалека поглядеть. А потом и это прекратилось – совсем позабыла, поди, что когда-то человеком была. Эмерик ей другую жизнь подарил, другой мир, а уж лучше ли, хуже ли он нашего оказался – никто не знает. Но раз не вернулась, значит, счастлива была, лесной царь ведь ее не держал, сама к нему пришла, по доброй воле, сама с ним жизнь прожить захотела, женой его стать согласилась, – заканчивает дед свой рассказ и обводит взглядом нас, притихших, жмущихся друг к другу, – вот такие дела. Закончив рассказ, дед встает и не спеша ковыляет в сторону дома; мы подбрасываем еще хворосту в огонь и кажется нам, что из темноты смотрят на нас четыре больших змеиных глаза с вертикальным зрачком.
Жертва строительная — жертвоприношение, совершаемое в магических целях при закладке дома или другого крупного строения для обеспечения его прочности и долговечности, а также для благополучия хозяев. Кстати, этот ритуал иногда практикуется и в наши дни…
Обычный магазинчик на трассе, обычная, уставшая от жизни торговка пятидесяти лет. Необычны только клиенты, что приходят сюда по одному каждую ночь ровно в полночь…
Скелета звали Классик. Голову его украшал бархатный, черный берет с переливчатым пером неизвестной науке птицы; думаю, если кто-нибудь спросил бы, что за птица и откуда взято это перо, он вряд ли бы ответил. Длинные, до плеч, седые волосы его были перетянуты бардовой лентой, своей правой рукой он элегантно поддерживал Смерть, а в левой имел простую, но оттого не менее элегантную трость. На указательном пальце (точнее, на тех костях, что от него остались) он носил щегольской перстень с сапфиром того глубокого цвета, который встречается столь редко, что, как правило, украшает венцы королей или же, на худой конец, ордена придворных премьер-министров.
Что делать, если ты родилась ведьмой в мире, где люди придумали себе нового бога и поклоняются ему, сжигая таких, как ты, на кострах? Что делать, если твой лучший друг, обладающий, кстати, точно такой же силой, как у тебя, переходит на сторону церковников и выносит тебе смертный приговор? А тут еще какой-то странный карлик со своими дурацкими рассказами о делах давно минувших дней…
Индонезийский марксист Тан Малака, выступивший на одном из первых съездах Коминтерна за союз коммунизма с исламизмом, в своей работе "Мадилог" ("Материализм, диалектика, логика") за 1943 г., в главе VII "Обзор при помощи Мадилога". "Верования", в начале раздела "Верования Западной Азии", пишет: "То, что я имею в виду под верованиями Западной Азии, это иудаизм, христианство и ислам. Все 3 они в общем называются монотеизмом, могуществом бога. Иудаизм ограничен исключительно пределами еврейской нации, в то время как христианство и ислам оба исповедуются несколькими нациями во всём мире, сотнями миллионов человек. "То, что я имею в виду под верованиями Западной Азии, это иудаизм, христианство и ислам.
Миди, фантастика с элементами фэнтези. Далекое будущее, люди освоили ближний космос и познакомились со множеством разумных существ, похожих и непохожих на людей, проживающих в галактике, космические войны и другие малые и большие конфликты остались позади и наконец-то, разделив захваченные трофеи, земляне начали осваивать дальние галактики.
С приходом нового правителя штата Морес, все вокруг начало меняться - начинают устанавливаться новые моральные нормы, правила поведения и приличия, а так же новые ограничения для тех, кто недостаточно умен или чистокровен. Людей начали косвенно выгонять из своих родных домов путем давления и расизма. Всеобщее возмущение и забастовки быстро разгоняли, а виновных сажали за решетку. Людям нужен тот, кто зажгет огонь невероятной силы, который никто не сможет погасить. .
Спустя пять лет Академию Флос Петал допускают до участия в Стихийных играх среди подростков. Кристиан Картер, не медля, поддерживает эту задумку и подает свое заявление на участие, совершенно не догадываясь, во что выльются обычные соревнования среди детей. Альтатония начинает показывать свои более темные стороны, намекая на то, что тут может стать небезопасно как для него, так и для всех людей.
За двенадцать лет жизни несправедливый и жестокий мир сильно надоедает, особенно когда единственный родной человек — твоя сестра. Кристиану повезло — ему выдался шанс уйти в новый, более фантастический мир, который, казалось бы, ждал его все это время. Хербу, их культура и странности, магия, новые знакомства, а также много тайн и секретов, которые Альтатония прятала от них на протяжении многих лет — все это им предстоит узнать на первом году обучения.
А что бы вы сделали, найдя в своём доме тетрадь с чьими-то мыслями? Естественно прочли бы. Вот и герой рассказа не удержался и сам не заметил, как привязался к чужим записям. Но дневник оказался не так прост…