Сказки старого дома - [4]
— Полезут они сюда! Что им здесь делать? — мама чувствовала, что от этого пса Ёжа уже не откажется. Поэтому решила говорить прямо с собакой. — Не сердись, пёс, но охранять у нас нечего. Вот тебе две котлеты, будешь? Странно, он совсем не интересуется котлетами.
— Потому что его интересую только я.
— Что ж, пёс, если ты не хочешь есть, тогда… тогда уходи! — и Ёжина мама распахнула входную дверь. — Приходи, может быть, завтра, я тебя ещё покормлю. А лучше послезавтра.
Боб по-прежнему лежал и грустно смотрел вдаль.
— Он глухой! — испугалась мама.
— И что?
— Как же он дом будет охранять — даже не услышит, как воры залезут.
— Наоборот. Воры залезут, и тут он их заметит и как наскочит! Исподтишка. Это раз… Мама, мы последние в доме, у кого нет ни собаки, ни кошки. Это два. Мам, мы его оставим! Я так решил! Это три!
— Была бы хоть собака нормальная, породистая…
— Нормальную собаку и другие люди возьмут.
— Глухой, кому он нужен?
— Мне! Ты понимаешь? Только мне!
Боба оставили до утра.
А потом до вечера.
А потом ещё до утра.
А потом…
— Чем его лучше кормить? — спросила Ёжина мама.
— Лучше мясом! Я — хищник, — ответил Боб.
Когда родителям некогда
Ташка и Монах лежали на подоконнике и высматривали папу.
— Эй, куда опять потащился? — донеслось с балкона этажом выше. Это Нина Петровна приветствовала соседа Михалыча.
Михалыч играет в переходе на аккордеоне. Мама говорит, что он пьёт и потому играет в переходе. Папа говорит, что он играет в переходе и потому пьёт. А Ташке всё равно, потому что в переходе эхо.
— Опять в свой переход на гармошке пиликать? — Нина Петровна сверху.
— Да, мой генерал! — Михалыч, похоже, был сегодня пьяненький.
— Ну-ну!
У Ташки зазвонил телефон.
— Мама дома? — это был папа. — Передай, что я задержусь, сдаю номер.
— Ты же обещал прийти пораньше!
— Сегодня никак. Извини.
И повесил трубку.
— Дети, лишённые родительской опеки, быстро попадают под дурное влияние, начинают пить, курить и ругаться, — заметил Монах.
Ташка набрала папин номер.
— Папа!
— Мне некогда.
— Папа, если ты не приедешь, я начну пить, курить и ругаться.
— И правильно! Целую! — ответил папа и опять повесил трубку.
— А мне что прикажете делать? — всплеснула руками мама. — У меня спектакль! С кем я ребёнка оставлю?!
— Ребёнок — это я, — уточнила Ташка.
— Ты! И тебе уже не три года. Придётся тебе самой. Попрошу, чтобы Нина Петровна зашла тебя проведать.
— Только не Нина Петровна.
— Почему?
— Лучше возьми меня с собой в театр.
— Куда я тебя дену в театре? Взрослый спектакль, поздно кончится.
— Ну и что?
— Ну и вот. В девять ты должна быть в постели. Обещаешь?
— А я могу не обещать?
— Нет! — и мама побежала собираться.
— Мам, я начну пить, курить и ругаться.
— Не дури!
Вечер вползал в комнату. Ташка снова сидела на подоконнике.
— Я ушла! — донеслось из прихожей. — Будь умницей. И не корми Монаха колбасой. У него от колбасы шерсть лезет.
Хлопнула дверь.
Мама прошла через двор, махнула рукой и скрылась.
— Давай не будем принимать мамины слова всерьёз! — предложил Монах.
Кот обожал колбасу. Ради колбасы он был готов стать совсем лысым.
— Я думаю, если ты отрежешь совсем маленький кусочек, никто ничего не заметит.
И они пошли в кухню.
— Ты плохо отрезала, — критиковал Монах. — Надо поровнее. А то заметят…
Когда от колбасы остался лишь маленький хвостик, кот заглотал его целиком.
— Ну, что уж там оставлять, — и грустно добавил. — Эх, опять тебя ругать будут.
Возвращались домой после работы соседи.
— И никому до меня нет дела! — думала Ташка. — Если бы папа меня любил, он бы бросил свой журнал, пришёл и сказал: «Давай, я тебе почитаю». А если бы мама меня любила, она бы отменила свой спектакль, она бы спросила: «Что тебе приготовить?» Неужели они не понимают, что оставлять ребёнка дома одного небезопасно. Могут заявиться грабители.
У нас масса ценных вещей — например, пианино. Грабители станут вытаскивать его в окно и задавят меня. А пианино упадёт со второго этажа и разобьётся. Обо мне и пианино напишут в газетах. Но будет уже поздно.
— Уйду, — вдруг решила Ташка.
И картины одна ярче другой пронеслись перед её глазами. Проходит много лет. И вот беспечные родители встречают её на улице в разорванном платье, дрожащую от холода и голода. Мама в ужасе: что сделала она с ребёнком! Для того ли она этого ребёнка рожала?! Папа тоже в ужасе, но мама особенно. «Я вас ни в чём не виню!» — грустно говорит Ташка.
Нет, лучше не так.
После долгих скитаний Ташка становится знаменитой певицей. И вот мама с папой, уже старенькие, случайно приходят на концерт, узнают её и плачут.
Наверное, надо оставить письмо: «Не ищите меня» или «Я вас ни в чём не виню». Нет, «я вас ни в чём не виню» она скажет через много лет. А сейчас просто уйдёт.
Ташка накинула куртку.
— Ты куда? — спросил Монах.
— Ухожу.
— Надолго?
— Навсегда.
— Куда?
— В певицы.
— Но в девять ты должна спать.
Ташка впрыгнула в туфли.
— Не пускайте ребёнка одного, — заскрипел старый шкаф.
— Совсем с ума сошли! — зашуршали старые обои.
— Куда на ночь глядя? — заныли дверные петли.
А Ташка уже бежала по ступенькам.
Ахнула внизу дверь.
— Здравствуй, Наташенька, — это Нина Петровна с балкона. — Куда так поздно?
