Сказки старого дома 2 - [5]

— Смола?

— Она. Но, конечно, не одна. Еще и вываренный сок некоторых трав, и еще что-то. Что именно — не знаю даже я. Никуда не денешься — родовые секреты! Чистая смола тягучая, а с добавками, высыхая, становится твердой и прочной. Причем твердеет довольно быстро после смешивания — часа через два. Нельзя делать клей в запас.

На столе валяется множество склеенных между собой щепочек — пробы прочности. Беру одну из них и пытаюсь сломать по шву. Ломается в стороне от шва. Скребу ногтем шов. Твердый, но слегка царапается. Прозрачный. Очень похоже на нашу эпоксидную смолу, но в отличие от нее, как я понимаю, не ядовита.

— Впечатляет, — признаюсь я. — Пойдем к Арзону? Нельга, ты с нами? — Дриада отрицательно мотает головой, и мы вдвоем с Везером ныряем в лес.

— Гномы живут неподалеку, ближе к горам, — говорит Везер, лавируя между деревьев.

И действительно — минут через десять выходим на небольшое открытое пространство у подножия полого поднимающейся лесистой горы. Несколько миниатюрных, каменных, прямо сказочных домиков под черепичными крышами и несколько строений, похожих на амбары или мастерские. Кузница узнается сразу — по дыму из трубы и частому стуку молотка по наковальне. Широкий ручей падает с невысокой скалы около последнего «амбара». Падает не на землю, а на колесо водяной мельницы. Ось колеса уходит в строение.

Вышедший из одного из домиков гном, увидев нас, крикнул что-то в открытые двери кузницы, и нам навстречу вышел Арзон. Как обычно — хмурый, озабоченный. Однако во взгляде на меня почти неуловимо почувствовалось облегчение, невысказанная надежда. Что-то всё-таки проняло, допекло этого индивидуалиста и упрямца! Интересно, что? Поздоровался с нами первым, и вполне благожелательно.

— Здравствуй, Арзон! Ты искал меня?

— Искал. Хотя мне этого совсем не хотелось делать.

Чувствуется, что такое признание далось старику нелегко. Задета его гордость, самолюбие самостоятельного, независимого человека!

— Идите за мной, — и ввел нас в мастерскую напротив кузницы.

Сначала могло бы показаться, что мы вошли в кладовку, полную старого и никому не нужного, ломаного хлама. Однако на первый взгляд хаос оказывается на самом деле довольно своеобразным, имеющим смысл сложным порядком. На столах-верстаках какие-то инструменты, приспособления и множество, множество всяких механизмов и конструкций как простого, так и сложного вида. Многообразие всего и создает ощущение хаоса.

Арзон ведет нас в глубину мастерской, где уже знакомый мне по собранию племен гном колдует с какой-то плоской штуковиной. Рядом стоит граммофон, но совсем уже не тот, который я доставил в этот мир. А вот разбросанные повсюду печатные листки бумаги — похоже, как раз те, которыми я снабдил этого гнома, когда он впервые разглядывал граммофонную пластинку. Гном отрывается от работы и вопросительно смотрит на нас.

— Урзон, расскажи и покажи гостям, чего мы добились, — говорит ему глава племени.

— Покажи, покажи… — с досадой ворчит тот, — было бы что показывать!

Тем не менее Урзон пододвигает к себе граммофон и кладет на него обычную виниловую пластинку, запускает вращение и ставит иглу. Звук обычный — граммофонный с шипением и легким потрескиванием.

— Конечно, — поясняет Урзон, — звук не идеальный. И тона не те, что в натуре, и объема нет. Однако слушать всё-таки приятно, и при этом не требуются музыканты. В соседней стране наши соплеменники добывают из земли горючую жидкость и делают из нее масло для смазки машин. Мы вымениваем у них это масло. Вот смотрите, что происходит, если применить его сюда. Мы это придумали, поняв, что шум и скрипение с ваших пластинок при передаче звука удваиваются на наших.

Урзон достает склянку с маслом и кисточкой. Обмакивает кисточку в масло и промазывает поверхность вращающейся пластинки. Шипение и потрескивание мгновенно прекращаются, а тембр звука становится заметно ниже, объемнее. Голос певицы становится почти естественным. Вот так карлики! До чего додумались! А в нашем мире такое никому и в голову не пришло, несмотря на простоту! Так что и магнитофонная перезапись с пластинок всегда крайне скверная. Надо запомнить такой фокус!

Урзон снимает пластинку и заменяет ее каким-то серым каменным диском примерно в сантиметр толщиной.

— Это слоистый камень, который есть в наших горах. Очень толстый и тяжелый. Тоньше брать нельзя — сразу ломается, но зато на нём можно процарапать то, что у вас называют звуковой канавкой. Но перед этим камень нужно долго шлифовать, чтобы поверхность стала гладкой.

Урзон запускает камень. Шипение ужасающее! Сквозь него едва можно узнать мелодию Штрауса.

— Кроме того, — Урзон прекращает пытать наш слух, — игла быстро приходит в негодность.

— А вот пластинка из олова.

Звук этой не в пример лучше. Почти как у виниловой. Но тонкую и легкую пластинку, как говорит Урзон, не сделать. Сразу сгибается и становится негодной. Дальше выяснилось, что медная пластинка намного качественнее, если бы опять-таки не большой вес и дороговизна металла. Самый лучший результат дает пластинка из тонкого бронзового листа. Достаточно легкая, упругая, но очень дорогая и сложная в изготовлении. Проще сделать несколько граммофонов, чем одну бронзовую пластинку.