Сказки скандинавских писателей - [176]

— А как попасть за гору? — спросила Анна.

— Через это темное ущелье, — ответил Маттиас.

Взял он Анну за руку и повел её через ущелье. И видят вдруг брат с сестрой — лежит на белом снегу в глубине ущелья блестящее алое перышко. Поняли дети, что они — на верном пути.

Ущелье же все уже и уже становится, а под конец таким тесным стало, что можно только ребенку сквозь него протиснуться.

— Тропка-то узкая, — сказал Маттиас, — только мы еще уже!

— Да, хозяин Торфяного Болота печется о том, чтобы мне в любую щель можно было пробраться, — усмехнулась Анна.

И тут они оказались за горой в зимнем лесу.

— Вот мы и за горой, — сказала Анна. — Но где, же моя алая птичка?

Постоял тихонько Маттиас, прислушался.

— Птичка за стеной, — ответил он. — Она за этой стеной поет.

И видят брат с сестрой стену, высокую-превысокую, а в стене — ворота. Ворота эти полуоткрыты, словно кто-то недавно тут прошел, да и забыл их за собой закрыть. Кругом снег сугробами лежит, мороз, стужа, а над стеной вишневое дерево цветущие ветви распростерло.

— Помнишь, Маттиас, — молвила Анна, — и у нас дома в Солнечной Поляне вишня была, только она и думать не думала зимой цвести.

Тогда Маттиас взял Анну за руку, и они прошли в ворота.

И видят вдруг брат с сестрой — на березе, покрытой мелкими зелеными кудрявыми листочками, сидит алая птичка. И они мигом поняли — кругом весна: тысячи крохотных пташек поют на деревьях, ликуют, ручьи весенние журчат, цветы весенние пестреют, на зеленой поляне дети играют. Да, да, детей там было видимо-невидимо. Берестяные лодочки вырезают, а после пускают их плавать в ручьи и канавы, дудочки мастерят и на них играют. Вот и кажется, будто скворцы весной поют. А одеты дети в алые, лазоревые да белые платья. И кажется, будто это тоже весенние цветы в зеленой траве пестреют.

— Дети эти, верно, и не знают, что на свете водятся серые мыши-полёвки, — печально сказала Анна.

И видит она тут: на Маттиасе платье — алое, да и на ней самой — тоже! Нет, больше они не серые, будто мыши-полёвки на скотном дворе!

— Да, таких диковин со мной в жизни не случалось, — сказала Анна. — Куда это мы попали?

— В Солнечную Поляну, — ответили им дети; они играли рядом, на берегу ручья.

— В Солнечной Поляне мы жили раньше, до того, как поселились у хозяина Торфяного Болота, — сказал Маттиас. — Только в нашей Солнечной Поляне все иначе было.

Тут дети засмеялись и говорят:

— Верно, то была другая Солнечная Поляна, не волшебная.

И позвали они Маттиаса и Анну с ними играть. Вырезал тогда Маттиас берестяную лодочку, алое же перышко, что птичка потеряла, Анна вместо паруса поставила. И пустили брат с сестрой лодочку в ручей. Поплыла она вперед — самая веселая среди других лодочек. Алый парус пламенем горит. Смастерили Маттиас с Анной и водяное колесо: как зажужжит, как закружится оно на солнце! Чего только не делали брат с сестрой, даже босиком по мягкому, песчаному дну ручья бегали.

— По душе мне мягкий песок и шелковистая травка, — сказала Анна.

И слышат они вдруг, как кто-то кричит:

— Сюда, сюда, детки мои!

Маттиас с Анной так и замерли у своего водяного колеса.

— Кто это кричит? — спросила Анна.

— Наша матушка, — ответили дети. — Она зовет нас к себе.

— Но нас с Анной она, верно, не зовет?! — сказал Маттиас.

— И вас тоже зовет, — ответили дети. — Она ведь мать всем детям.

Тут Маттиас и Анна пошли с другими детьми по поляне к маленькому домику, где жила Мама. Сразу видно, что это была Мама. Глаза у неё были материнские и руки тоже — материнские. А глаза её и руки ласкали всех детей, те вокруг неё так и толпились.

Мама испекла им пряники и хлеб, сбила масло и сварила сыр. Дети уселись в траву и наелись досыта.

— Лучше этого я ничего в своей жизни не едала, — сказала Анна.

Тут вдруг Маттиас побледнел и говорит:

— Упаси нас бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси нас бог коров оставить недоенными!

Вспомнили тут Маттиас с Анной, как далеко они от Торфяного Болота зашли, и заторопились в обратный путь.

Поблагодарили они за угощение, а Мама их по щеке погладила и молвила:

— Приходите скорее опять!

— Приходите скорее опять! — повторили за ней все дети.

Проводили они Маттиаса с Анной до ворот. А ворота по-прежнему приотворены.

Смотрят Маттиас с Анной, а за стеной снежные сугробы лежат!

— Почему не заперты ворота? — спросила Анна, — Ведь ветер может нанести в Солнечную Поляну снег.

— Если ворота закрыть, их никогда уже больше не отворить, — ответили дети.

— Никогда? — переспросил Маттиас.

— Да, больше никогда, никогда! — повторили дети.

А на березе, покрытой мелкими кудрявыми зелеными листочками, которые благоухали так, как благоухает березовая листва весной, по-прежнему сидела алая птичка. За воротами же лежал глубокий снег и темнел замерзший студеный сумеречный зимний лес.

Тогда Маттиас взял Анну за руку, и они выбежали за ворота. И тут вдруг стало им до того холодно и голодно. Казалось, будто никогда у них ни пряников, ни кусочка хлеба во рту не было. Алая же птичка летела всё вперёд и вперед и показывала им дорогу. Однако в зимней сумеречной мгле она не казалась больше такой алой. И одежда детей не была больше алой: серым был платок на плечах у Анны, серой была старая сермяжная куртка Маттиаса; она ему досталась от хозяина Торфяного Болота.