Сказки русского ресторана - [10]

— Совершеннейшая ерунда, — с московским расплывом сказал незнакомец. Отдайте мне вашу брачную ночь.

— Чего-о? — промычал Зорик.

— Вы заработаете сто долларов, если сегодня среди ночи мы обменяемся местами. Обещаю: не больше часа. Куда вам спешить-то, вся жизнь впереди, ещё друг другу так опостылеете, что вас в кровать для этого дела и на аркане не затащишь. Поверьте, я в этом не то что собаку, я в этом стадо слонов сожрал. Пройдётесь, проветритесь, отдохнёте, пропустите стопочку ликёра, сигарету выкурите, если курите, а тут и я с приличной купюрой. Я уверяю вас, в Америке за час вам нигде не дадут больше.

Он подмигнул:

— Не беспокойтесь. Невеста под хмелем. Темнота. Жених задыхается и молчалив. Поверьте, я всё оформлю так, чтобы Марочка не заметила.

Зорик очнулся от ошеломления, кулак его вырвался точно в лицо непередаваемого наглеца, но с болью был остановлен стеной. Москвич спиной оградил Зорика от постороннего любопытства и, почти не двигаясь корпусом, стал его мастерски избивать, не давая при этом падать. Даже Мара, на них обернувшись, решила, что они жестикулируют. Пожалуй, лишь Марк, щуплый еврей, сидевший с краю свадебной компании и внимательно всё обозревавший, заподозрил что-то неладное, нырнул рукой в карман пиджака, сжал притаившийся в нём револьвер, взвёл курок и прилип к нему пальцем.

Человек, Зорика лупцевавший по причинам, известным только ему и всем тем мужчинам в ресторане, которым понравилась невеста, отодвинулся от жениха, когда тот стал оседать на пол. Заметив, что Зорик сидит на полу с помятым окровавленным лицом, к нему бросились все его гости, помогли ему выправиться на ноги, вытерли кровь мокрой салфеткой, забросали вопросами: кто тебя так? покажи нам этого гада? Но как все вокруг не озирались, гада того словно след простыл.

Кто знает, что бы могла натворить любая малая неожиданность вблизи от слабонервного человека с пальцем, поигрывающем на курке заряженного револьвера. Сосед бы внезапно бокал опрокинул, иль кто-то, меж столиками продираясь, качнул бы его щуплое тело, или подвыпивший шутник ущипнул бы дамочку ниже пояса, отчего бы она пронзительно взвизгнула, — от любой из таких неожиданностей палец мог дрогнуть на курке, и пуля тридцать восьмого калибра… Нет, даже страшно представить дальнейшее! Не ведаем мы о многих опасностях в непосредственной близости от нас, и автор не окажется в одиночестве, если скажет, что к счастью не ведаем, ибо как страшно было бы жить, зная о всём, что происходит, и особо о том, что происходит в головах окружающих нас людей. Всё же, — да, лучше не ведать, иначе, представьте, во что обернулась бы беззаботная, как карусель, атмосфера внутри ресторана, если б посетители узнали, что в кармане слабонервного человека непонятно куда целится дуло заряженного револьвера.

А дуло то, позвольте пояснить, целилось в сторону стола, за которым вели живую беседу две привлекательные женщины. Одна, брюнетка с высокими скулами, с несколько восточными чертами была постарше и чуть пополнее, с чуткими мерцающими серьгами, обрывавшимися к плечам, как два серебристых водопада, с кольцами почти на каждом пальце, в ладном и явно дорогом костюме. Другая, очень светлая блондинка, была, как девочка лет восемнадцати, — тонкая, хрупкая, без украшений, в минимальных размеров платьице; да и к чему такой серьги да кольца, если она вся, как украшение, или как весенний цветок.

Заплетин, чтоб меньше скучать в толпе, взглядом отыскивал себе женщину с манящей, магнетической наружностью, и то и дело к ней возвращался для дополнительного адреналина, эстетического вдохновения, и флирта, пусть даже одностороннего, но так освежающего бытие. Вот и сейчас, оставшись один (Басамент опять отлучился куда-то), он стал блуждать взглядом по ресторану, пока, наконец, не остановился на столике с брюнеткой и блондинкой.

Вспомнил: да, примерно таких в России окликают словом девушка, особо назойливы в этом смысле в разной степени подвыпившие мужчины. Чтоб такую женщину остановить, они произносят или кричат: девушка, минуточку, пожалуйста. Или: девушка, можно вас что-то спросить? Или: а как вас зовут, девушка?

Брюнетке, сидевшей к нему спиной, Заплетин внимания не уделил. А вот тоненькая блондинка, к нему сидевшая полубоком… Её телесного цвета платьице так прилегало к изящной фигуре, как будто платья и вовсе не было, а волосы, собранные на затылке в пышный и с виду небрежный пучок, казалось, были готовы рассыпаться и некстати накрыть дивную шею.

«Да что ж в них такого, в таких шеях, как объяснить их красоту? — думал завороженный Заплетин. — Ну, шея и шея, у всех женщин шеи, но отчего не все женские шеи воспламеняют мой взгляд восхищением? Какая загадка, какой идеал, какое сияние красоты сокрыты в таких именно шеях? И почему по подобной шее взор непременно хочет скатиться под изогнутый листик воротничка, и дух захватывает от мысли: неужто всё тело под одеждой такое же белое и нежное? и, боже, как много такого тела»! Взгляд низошёл на холмик груди, на тугую, в ладонях уместишь талию, на высоко оголённую ножку, частично занавешенную скатертью…