Сказки, рассказанные на ночь - [270]

— Рыцарь фон Лихтенштайн схвачен вашими всадниками, а куда направился герцог, мне неведомо, могу в том поклясться.

— Плен, приличный для рыцаря, вы говорите? — язвительно улыбнулся стольник. — Вы заблуждаетесь. Сначала докажите, где вы заслужили золотые шпоры? Нет, такое отродье мы будем бросать в подземелье. И начнем именно с вас.

— Думаю, это излишне, — вмешался Фрондсберг. — Я точно знаю, что Георг фон Штурмфедер был посвящен в рыцари. Кроме того, он спас жизнь нашему дворянину. Вы, конечно, помните показания Дитриха фон Крафта. По настоянию пленного рыцаря тот избежал смерти и был отпущен на свободу. Поэтому сейчас достоин такого же отношения и к себе.

— Да-да, я знаю, вы всегда за него заступаетесь, это ваш любимчик. Но на этот раз это нисколько не поможет. Доставить его в Эслинген и тотчас заточить в башню!

— Я ручаюсь за него! — вспылил Фрондсберг. — И имею такое же право голоса, что и вы. Приступим к совещанию, а пленника пусть пока отведут в мою палатку.

Георг с благодарностью взглянул на благородное лицо Фрондсберга, и в этот раз его спасшего. Стольник мрачно кивнул солдатам следовать приказу главнокомандующего, и Георг под конвоем отправился по тропкам лагеря, в палатку Фрондсберга.

Вскоре уже перед ним стоял человек, которому он так многим был обязан. Георг хотел его поблагодарить, не зная, как лучше выразить свою признательность, но тот, улыбаясь, взял его за руку.

— Ни слова благодарности, ни слова извинений! Все это я предвидел, когда прощался с тобою в Ульме. Но ты не верил моим словам, собирался спрятаться в родовом замке. Не хочу тебя упрекать. Поверь мне: бури многочисленных войн, в которых я участвовал, невзгоды походной жизни не очерствили моего сердца до такой степени, чтобы я мог позабыть, что такое любовь.

— О мой друг! Мой отец! — воскликнул Георг, покраснев от радости.

— Да, я друг твоего отца, гожусь тебе в отцы. Я часто тобою гордился, хотя ты и пребывал в лагере неприятеля. Твое имя произносили с уважением — верность и мужество невольно уважаешь даже и во враге. Поверь, большинство из нас хотело, чтобы герцог сбежал: что бы мы с ним стали делать? Стольник нанес поспешный удар, в чем все мы раскаиваемся.

— А что будет со мною? — спросил Георг. — Долго ли я буду содержаться в заключении? Где рыцарь фон Лихтенштайн? О моя жена! Может ли она меня навестить?

Фрондсберг таинственно улыбнулся.

— Это не так-то легко устроить. Тебя под надежным конвоем переведут в крепость и сдадут стражу, который станет строго охранять пленника и скоро не отпустит на волю. Но не бойся, там с тобою будет рыцарь фон Лихтенштайн. Вы оба должны дать обещание — не воевать в течение года.

Фрондсберг был прерван тремя воинами, стремительно вошедшими в палатку.

Это были: капитан Брайтенштайн и Дитрих фон Крафт, между ними шел старый Лихтенштайн.

— Вот мы и свиделись, храбрый юноша! — воскликнул Брайтенштайн, пожимая руку Георгу. — Ну и штучки ты выкидываешь! Твой старый дядя поручил мне племянника, чтобы я сделал из него подходящего союзу воина, а ты сбежал к неприятелю, чтобы нас же и поколотить. Ведь ты вчера чуть не выиграл битву благодаря своей проделке с нашими орудиями.

— Каждому свое, — заметил Фрондсберг. — Он делает нам честь, даже пребывая в стане врагов.

Рыцарь Лихтенштайн обнял своего нареченного сына.

— Он в безопасности, — прошептал ему Георг чуть слышно, и глаза обоих заблестели слезами радости от сознания, что они содействовали спасению несчастного герцога.

Взгляд старого рыцаря упал на зеленый плащ, который все еще укрывал плечи Георга. Сначала он удивился, подошел поближе, наконец проговорил со слезами на глазах:

— Теперь я понимаю, как все случилось. Тебя приняли за него. О, что бы с ним произошло, ежели бы мужество тебя хоть на мгновение покинуло! Ты сделал для него больше всех нас, вместе взятых. Ты победил, хотя мы все побеждены. Дай я прижму тебя к моему сердцу. Ты — мой достойный сын!

— А Маркс фон Швайнсберг? — спросил Георг. — Его тоже схватили?

— Он дрался как лев. Кто может вынести его удары? Мои старые кости уже не выдерживают подобных схваток. Но Швайнсберг рассеял нападающих и помчался за герцогом, его помощь стоит участия пятидесяти рыцарей. Да, а я что-то не вижу музыканта. Скажите мне, удалось ли ему выбраться из схватки?

— Как герою, — печально ответил юный рыцарь. — Он лежит поверженный на мосту.

— Он мертв? — Голос Лихтенштайна задрожал. — Верная душа! Мир праху его! Он держался как благородный рыцарь и был верен своему долгу, как и подобает мужчине!

Фрондсберг, приблизившись к ним, прервал их разговор:

— Будьте мужественны, старина! Кажется, вы безутешны. Но военное счастье так переменчиво. Ваш герцог еще вернется в свою страну. Кто знает, может, это к лучшему, что мы на некоторое время его изгнали! Снимите ваши шлемы и панцири. Утренняя стычка, надеюсь, не отняла у вас желания пообедать. Садитесь с нами за стол. К полудню я ожидаю стража, под присмотром которого вы будете доставлены в крепость. Ну а до тех пор повеселимся вместе.

— Вот это приглашение, которого я ждал! — обрадовался Брайтенштайн. — За стол, господа! Право, Георг, я не ел еще ни разу так сытно, как с тобою в ратуше Ульма. Пойдемте наверстаем упущенное.