Сказки - [94]

Отметим, что сказка „Кот в сапогах“ неоднократно использовалась в литературе и искусстве. Больте-Поливка называют: комедию Тика (1797 г.), стихотворение Фридриха Бекера (около 1850 г.) и две французских оперы — Фуанье[21] и Гризара[22]. Прибавим сюда еще стихотворную обработку Жуковского („Кот в сапогах“, 1845).

Феи

Арне-Андреев, 480 А.

Больте-Поливка I, с. 207–227, № 24.

Андерсон I, с. 14–15, № 6.

Сюжет сказки очень популярен, варианты известны по всей Европе, на Кавказе, в Сибири, в Индии, Индокитае, Индонезии, на Филиппинских островах, в Японии, в Алжире, на Зеленом Мысе, в Америке. Древнейшие известные тексты представлены в „Пентамероне“ Базиле.

Здесь пред нами два рассказа. В первом (III, 10: „Три феи“) речь идет о мачехе, преследующей падчерицу. Девушка, уронив корзинку, спускается за ней в развалины, находит там прекрасных фей и в награду за приветливость и скромность получает от них богатые подарки, а на лоб ей спускается Золотая звезда. Мачеха посылает и родную дочь к феям, но та ведет себя грубо, проявляет жадность и за это наказана: она становится безобразной. Мачеха продолжает преследовать падчерицу; когда на ней хочет жениться знатный господин, мачеха прячет падчерицу в бочку и вместо нее выводит жениху свою дочь. Жених открывает обман и освобождает невесту, а в бочку сажает родную дочь мачехи; последняя, думая, что в бочке сидит все еще падчерица, обваривает свою дочь кипятком. Убедившись в ошибке, мачеха кончает жизнь самоубийством. — Как видим, рассказ Базиле лишь в общих чертах напоминает сказку Перро.

Второй рассказ (IV, 7: „Два пирога“) в первой своей части значительно ближе к тексту Перро. У двух сестер есть дочери; одна прекрасна и добра, как и ее мать, другая — зла и безобразна, опять-таки как и ее мать. Мать отправляет красавицу к колодцу за водой и дает ей маленький пирожок. Девушка отдает этот пирожок старухе, попросившей у нее кусочек; в награду старуха чудесно одаряет ее: когда она дышит, изо рта у нее падают розы и жасмины, когда причесывается, из волос падают жемчужины и гранаты; лилии и фиалки вырастают всюду, куда ступает ее нога. Тогда мать другой девушки посылает и свою дочку к колодцу; но та не дает старухе даже и попробовать пирожка, и старуха проклинает ее: изо рта ее идет пена, как у мула, из волос падают насекомые, за ней вырастают зловонные цветы. Между тем, брат красавицы поступает на службу к королю и рассказывает королю о своей сестре. Король хочет увидеть ее, но тетка в пути сталкивает племянницу в воду, а вместо нее приводит королю свою дочь. Король прогоняет их, а брата красавицы, в наказание за мнимый обман, заставляет пасти гусей. В конце концов вся история раскрывается, и красавица, спасенная морской девой, становится женой короля.

Близость первой части рассказа Базиле к сказке Перро здесь настолько значительна, что можно было бы поставить вопрос о прямом заимствовании. Но у нас нет других данных для доказательства того, что Перро вообще знал сказки Базиле, а с другой стороны, фольклорный материал так часто и охотно рисует подобные картины, что мы вполне можем предположить у Перро непосредственное использование именно устной традиции. Иначе трудно было бы, в частности, объяснить, почему у Перро отсутствует такая эффектная вторая часть сказки Базиле (кстати, и в фольклорных текстах неоднократно встречается подобное соединение двух сказок).

Представители мифологической школы и в этой сказке видели изображение небесных явлений: красавица — это заря, осыпающая цветы росой, дурная и злая сестра ее — тьма, зимний туман (Лефевр, стр. LXXII–LXXIII); Фридрихс (ор. с., стр. 42–45) видпт в матери солнечную зарю, в красавице — зарю утренней звезды, в злой дочери — зарю луны.

Несомненно, в данной сказке, в особенности в тех ее версиях, где девушка опускается в колодец и там встречается с волшебницей (так, например, в сборнике бр. Гримм), мифологические представления значительно отчетливее, чем в сказке о Красной Шапочке.

Сентив (стр. 9—57) видит в сказке обрядовые элементы, а именно — чествование Нового года и фей-покровительниц. Из празднования Нового года он выводит все детали сказки, а также судьбу ее. Так, довольно частое соединение данной сказки со сказками „Подмененная невеста“ (см., например, Базиле, IV, 7) или „Золушка“ (ср. Базиле, III, 10) Сентив объясняет близостью праздников Нового года и: Новой весны.

В том, что сказка „Феи“ в основе своей имеет почитание духов-покровителей, не приходится сомневаться; но связь именно с новогодними обрядами у Сентива остается совершенно недоказанной: ясно лишь, что подобные рассказы могли когда-то создаватъся для укрепления веры в духов-покровителей и для доказательства необходимости почитать их. Конечно, для Перро и его читателей подобного значения сказка уже не имела.

Золушка, или Хрустальная туфелька

Арне-Андреев, 510 А.

Больте-Поливка I, с. 165–188, № 21.

Андерсон II, с. 8—10, № 12.

M.-R. Сох. Cinderella. London, 1893. Publications of the Folk-lore Society, c. 31.

E. Соsquin. Les contes indiens et l’Occident. Paris, 1922, c. 30–58 („La pantoufle de Cendrillon dans l’Inde“).