Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила - [60]

Я не думаю, что это отдаление, этот уход от земли является случайным. Чем больше человечество (ведомое мужчинами) подчинялось разуму – двигалось от поклонения материнству и природе в сторону религий отцов и индустриального производства, тем более оно страшилось своей связи с бурым, излучающим тепло, всепоглощающим перегноем, терпеливо ожидающим нашей смерти, чтобы принять в себя и нас, и тем чаще оно поднимало свой взгляд вверх, ввысь – к ясным, прозрачным небесам.

И вот, земля, которая дает нам жизнь, пищу, среду обитания, чью твердую поверхность мы ощущаем под своими ногами, постепенно стала восприниматься как огромное скопище мертвых минералов и организмов на разных стадиях их распада или разложения, как глобальное кладбище, где из смерти прорастает жизнь (на основе воды и воздуха, так или иначе «сворованных» у неба). «Земля как темная и при этом женская материя представляет собой материю грубую и в физическом, и в духовном смысле, – пишет на эту тему Эрих Нойманн, – это зловещий организм, порочная плоть этого мира. Это лоно смерти, кровожадный зев мрака; это могила, подобно саркофагу пожирающая живое мясо»[113][114].

Мне, как женщине, тяжело понять мужской страх погружения их бесценного члена в женщину, который вызван ассоциацией этого процесса с актом погребения их тела в землю, но, похоже, что эта ассоциация одинаково работает и когда они дрожат от страсти к женщине, и когда их бьет озноб перед боем. Неясно, пытался ли патриархат растоптать женщину, потому что та своими качествами напоминала вызывающую отвращение землю, или, наоборот, земля страдала, потому что ассоциировалась в патриархальном мозгу с ужасной женщиной, так или иначе, эта двусторонняя метафора продолжала самозаряжаться и поддерживать стереотипные абсурдные чувства, которые испытывали мужчины по отношению к ним обеим.

Я не уверена, был бы земной шар лучше при матриархате, но так как единственная знакомая нам действительность – это тысячелетия патриархата, и так как земной шар находится, как известно, в весьма плачевном состоянии, было бы наивно (или лицемерно) не признавать явную связь между эксплуатацией, унижением, угнетением, подавлением всего женского и женщин в целом и тяжелой долей их метафорического аналога – земли.

Об огромном ущербе, нанесенном нам, женщинам, патриархатом, сказано мною не так уж и мало, что же касается земли, то и она страдала не меньше от того же недружелюбного, враждебного отношения, что в последние сто лет выразилось в бесконтрольном хранении отбросов, загрязнении водоемов, бездумном использовании химикатов и превратилось в настоящую угрозу всему живому на земле.

Когда Ситтукан и Инанна предложили нам обратиться к целительным свойствам земли, они вряд ли могли предположить, что придет день, и сама земля будет нуждаться в лечении; что это будет земля, которую насиловали, использовали и практически загубили полностью. И теперь наша земля заражена, больна и, возможно, даже в состоянии при смерти – и сам факт нашего существования зависит от ее спасения.

Вот уже много лет я знакома с одной женщиной, живущей в Санкт-Петербурге, большом городе, где осталось очень мало голой свободной земли. Но в часе езды оттуда ее терпеливо дожидается небольшой садик: на скромном дачном участке расположился маленький летний домик, окруженный огородными грядками. Она приезжает туда на выходные, нагруженная бидонами, а в них – ее подношение земле: в течение недели она складывает туда пищевые отходы, чтобы потом накормить ими кусочек земли. Яичная скорлупа и овощные очистки, чайная заварка, кофейная гуща и даже волосы из шерсти ее собаки – все тщательно собирается и хранится: она заботится о питании кормящей ее земли.

Когда-то давно в начале нашего знакомства эта женщина подарила мне замечательное упражнение, которым я пользуюсь, когда чувствую необходимость подключиться к целебным токам земли: «Представь себе, – сказала она, – место, где ты всегда чувствуешь себя уютно и спокойно. Найди там свободный участочек голой земли. Встань на него. А теперь мысленно заройся в нее так глубоко, как тебе захочется. Ты сама почувствуешь нужную глубину: до колен, до пояса, а может, по шею. Оставайся там ровно столько, сколько понадобится, пока почувствуешь, что к тебе вернулись силы».

Матушка земля всегда готова быть в нашем распоряжении, чтобы обеспечить нас пищей, чтобы служить нам убежищем, чтобы дать нам приют, чтобы учить и приобщать; она с нами в смерти и в рождении. И у меня вызывает боль мысль о том, с какой легкостью мы отказываемся от ее щедрот, или, наоборот, насколько тяжело нам, одержимым горячкой перемен, принимать ее дары. Я жила в Латвии, в кибуце «Рашафим» и в Тивоне, в Эйлате, Нью-Йорке и Сиднее, в Иерусалиме и в Тель-Авиве, в Вифлееме Галилейском и Ципори. А теперь, после двух лет в Ципори, в доме, который мы спроектировали и построили «своими руками», мы опять переезжаем в Галилейский Вифлеем. Мы покидаем пятилетние деревья, на которых только что появились первые плоды. Каждое дерево принесло в подарок один плод, совсем маленький, птицы опередили нас, забрав его себе. Мы покидаем сплетающиеся виноградные лозы и их наполняющиеся соком гроздья; покидаем розовые кусты, которые успели забраться под самую крышу, и древние оливковые деревья на заднем дворе, которые посадили жители арабской деревни, стоявшей здесь до войны. Теперь жители этой деревни живут в нескольких километрах отсюда в тесном современном пригороде Назарета, чье название – Спафра очень напоминает название разрушенной более шестидесяти лет назад Сафории.