Сказки о троих - [3]

— Да что ты привязался к латыни!

— Это ты к ней привязался… всем сердцем… что опять-таки неважно. Грузить просил?

— Просил.

— Вот я и гружу. Причем гружу стадию последнюю, а потому наиболее интересную. Через какое-то время «стынущему» надоедает.

— Что?

— Все. Верещание — в первую очередь. И то, что вызывало страх, а позже — неземной экстаз, становится привычкой. Нормой, понимаешь? Изменения превращаются в «стазис». Нет новизны, нет непривычности… Только «черный свет и покой», как сказал незабвенный классик не-помню-как-его-там… «Широчайшие поприща», пардон за очередную цитату, становятся обычной данностью. Для ребенка каждый щаг — подвиг, а для взрослого?..

— Ты хочешь сказать?..

— Я хочу сказать, что самое страшное — это когда говорят «Все нормально». Жуткие слова, ледяные… Как только человек перестает верещать «по поводу»… — вне зависимости от эмоции, окрашивающей этот вереск, ты можешь гордо переименовывать этого человечка из «остывающего» в «остывшего» и оставлять его в покое…

— И как этот процесс…

— А никак, — Кэрд с трудом подавил зевок и поднялся. — Можно оставаться «остывающим» всю жизнь, в смысле, вечность — надеюсь, ты понимаешь, что такая мелочь, как бессмертие, прилагается?.. У людей есть тенденция верещать… А можно остыть в два дня… Неважно… Пошел я…

— Кэрд, да подожди ты… Еще посидим… Ты так ничего о себе и не рассказал… Как ты, что ты, где ты…

— Не… Время… Пошел я… — повторил Кэрд. Он скользнул скучающим взглядом по огорченной физиономии Дока, по рюкзаку, по своим рукам, по ногтям с давно посиневшими лунками. — А со мной? А че со мной? Со мной неинтересно… Я всегда в норме. Со мной никогда ничего не случается…

Сказка о свободе

Я знал, что говорить нам не о чем. Но все же я снова поднял на него глаза:

— Пойми…

Он равнодушно смотрел на меня из-под полуопущенных тяжелых век. И улыбался…

Что ему до чужих «страданий» (это слово он всегда произносил презрительно скривив губы)…

— Пойми, ты…

— Ну? Я еще слушаю.

Мягкий, золотисто-бархатный голос человека, уверенного в своей силе. И я понимал, что все слова безнадежны, что все вновь разобьется о острые лучи Силы и Власти, но…

— Пойми, это нельзя… Ты… ты убиваешь ее… Она должна быть свободной! Ты не можешь…

— Я могу все.

Опять…

— Тебе мало развлечений? Тебе доставляет удовольствие ломать людей, да? Она была Вольной… Гордой, в чем-то жестокой; но Вольной!.. А сейчас… Она не проживет долго…

Он молчал. Лишь кивнул: «Продолжай…»

— Она была бойцом… менестрелем… Она стремилась к знаниям, черт возьми, а теперь она остановлена, понимаешь?! Каждый из наших перегрызет глотку любому за нее…

— И мне?

Я не ответил. Незачем.

— Послушай, я никогда, никого, ни о чем не просил… Но я умоляю тебя — отпусти ее. Ей нельзя в неволе.

— Отпусти… — он проговорил это слово медленно, словно смакуя, — Отпусти… И куда?

— На волю, — обреченно ответил я.

— И что ей — на твоей излюбленной воле? — он жестом остановил меня, когда я вновь попытался заговорить, — Счастье свободы?.. Бродячая жизнь, зачастую без крыши над головой и куска хлеба? Болезни, которые запускаются по незнанию, или отсутствию денег?.. Аки «дамоклов меч» гибель от «несчастного случая», а проще говоря, по собственному идиотизму?.. Жизнь, равномерно поделенная между драками, попойками и отходняками от вышеупомянутых двух пунктов? Перспектива увечий, или, в лучшем случае, ранней смерти? Ты думаешь, ей это нужно? Или все- таки лучше то, что дал ей я, а, парень? Дом. Безбедная жизнь, без извечных у вас проблем «кому я еще не должен?». ей не надо ни о чем заботиться. Ей ничто не грозит: ни «несчастный случай», ни болезни, ни безденежье… Ты хочешь ей добра? Тогда почему ты решил у нее отнять право спокойной жизни? Право стабильности? Неужели она мало мучилась?..

— Она мучается сейчас!..

Я почти кричал… Нет смысла… Надо повернуться и уходить… Каждому — свое… «…Что тишь да гладь нужна одним — другим нужна война…» Я ничего не смогу изменить…

Улыбка исчезла с его лица и он лишь молча наблюдал за мной. Я поднялся.

— Сядь.

Да, властности ему не занимать…

— Мы тут наговорили с тобой много умных, красивых и, вероятно, правильных слов. И, возможно, твои эмоциональные аргументы, в чем-то и убедили бы меня, но… Я не сказал тебе главного, парень. Я не могу ее отпустить.

— Почему? — тупо спросил я.

— Понимаешь ли… Ее нет.

Слова, словно гранитные глыбы, обрушились на меня. Нет… Ее нет… Почему?.. За что?!. Кто сделал это?.. Она должна была жить!

Он без интереса созерцал мою, по-видимому, перекошенную физиономию.

— Экий вы, право, нервный… Не агонизируй… Жива она… Все в порядке…

— Ты же сказал…

— Ты утомил меня. Смотри и уходи. Ищи свою… свободную…

…На стол шлепнулся паспорт открытый на странице «Семейное положение», украшенной штампом «Разведен».

Hel…

Ольга Лист , 2 3 года, временно безработная. Центральная больница.

«…Чертов наркоз действует исключительно медленно… Ну что поделать — тело уже привыкло, тело уже не понимает малокубичных доз, чтоб его… Боги мои, какя же это по счету операция?.. Дцатая?.. Все режут и режут, сил моих больше нет… Устала я… Не хочу…

…А Хелен, наверное, места себе не находит… Дергает ее от моего подыхания, систематического, аки у того окуня… Боится смерти, боится боли… Боги, ну что вы с ней сделали?!.