Сказки о цветах - [15]
— Я могу обещать тебе росистые утра, которые приятно охлаждают ноги, песни птиц и шелест деревьев. Могу обещать тебе дни полные труда, и сладкую истому по вечерам. А ночью тебя будут согревать мои объятия, — отвечал сын Земли.
— Покажи мне прелести земли, и я решу, остаться мне у тебя или вернуться на родину, — сказала дочь Солнца.
И сын Земли повел ее к реке, где цвела черемуха и щелкали соловьи.
— Слышала ты когда-нибудь такую чудесную песню? — спросил сын Земли.
— Никогда, — призналась дочь Солнца.
— А слышала ты когда-нибудь, как журчит река, мчась к морю? Чувствовала ты, как пахнет черемуха? И знала ли ты, что такое любовь?
— Ты моя любовь, я останусь у тебя, — обещала дочь Солнца, и сын Земли повел ее в клеть, где она увидела свой венок, висевший там на гвозде.
Напрасно Солнце на другое утро звало дочь домой, напрасно говорило ей о том, какая трудная ее ждет доля на чужбине. Дочь упорно отказывалась вернуться, ибо жизнь на земле казалась ей лучше, чем во владениях Солнца, где ей надоело изо дня в день сидеть за прялкой. Тут цвела черемуха, журчали реки и щелкали соловьи. Пускай Солнце присылает ей приданое, и она отпразднует свадьбу с сыном Земли.
— Любить сына Земли я не хочу, но запретить тебе любить его не могу. Только ради любви нельзя пренебрегать родиной. А что, если ты затоскуешь по дому? — спросило Солнце и задернуло облачную занавеску в знак того, что разговор с дочерью окончен.
— Я обратно не попрошусь, — гордо крикнула в ответ меньшая дочь Солнца.
Отпраздновали свадьбу, и мать Земля сказала, что невестке пора взяться за работу. Пускай в саду за пчелами смотрит, с другой работой этакой белоручке ведь не управиться.
Теперь дочь Солнца день-деньской стояла посреди сада и следила за пчелами, чтобы те не забирались в чужие ульи. Дни текли, такие же однообразные, как жужжание пчел. Где лихая езда на серебристых жеребцах, где веселые пляски с сыновьями Месяца, морские прогулки на лодке с сестрами?
Загнанные в плуге кони едва волочили ноги, а муж, измученный работой, перестал говорить ей ласковые слова.
— Принеси мне с реки черемухи, — попросила однажды дочь Солнца.
— Не вечно черемухе цвести, — сердито ответил сын Земли.
— Поведи меня послушать песню соловья.
— Не вечно соловьям петь.
— Ты так давно не целовал меня. Неужели и любовь не вечна?
— И любовь не вечна.
— Что же тут вечно?
— Вечен труд, — ответил сын Земли и, взяв косу, ушел на луг.
Дочь Солнца опять осталась одна. И так затосковала по родине, что забыла о своей гордости и, повернув голову к Солнцу, взмолилась:
— Солнышко, милое Солнышко, выслушай меня. Я истосковалась по родине. Я вижу во сне тропы детства, слышу жужжание сестриных прялок. Прости меня и возьми обратно к себе!
Солнце молчало.
А меньшая дочь не переставала умолять:
— Солнце, Солнышко, разве ты не чувствуешь, как несчастна твоя дочь на чужбине? Позови меня к себе, и если не захочешь признать меня своей дочерью, то буду твоей служанкой.
— Слишком долго ты оставалась на чужбине, так долго, что твои ноги вросли в нее, точно корни. Я уже не могу помочь тебе, — отвечало Солнце и закрыло глаза белым облачным полотенцем. Дочке на руки упали хрусталинки — слезы Солнца.
Меньшая дочка попыталась шевельнуть ногами, но в самом деле — земля крепко держала их. Так она и осталась на земле и превратилась в цветок, который, тоскуя по родине, всегда поворачивается к Солнцу. Вот почему этот цветок называют Подсолнечником.
НОЧНАЯ ФИАЛКА
Шумной гурьбой собирались люди на гуляние в Янову ночь — чем больше голосов в хоре, тем раскатистей эхо.
Только сам Янис, как всегда, накануне своих именин пригорюнился и рано лег спать. И, как всегда в Янову ночь, его разбудили разудалые песни:
— Все равно эти крикуны не дадут покоя, — пробурчал Янис, встал с постели, оделся и сторожко, пастушьей тропой, прячась от веселых певцов, добрел до Черного бора.
Бор был дремучий, темный. Стройные ели веками напевали свои печальные песни, красные стволы сосен, будто колонны, подпирали кровлю зеленого храма природы.
Янис и сам не понимал, что так неудержимо влечет его в лес. Много страшных легенд рассказывали об этом месте. И хоть люди стыдились своих страхов и помалкивали, все же только отчаянные храбрецы отваживались ночью ходить по проселку через Черный бор. Когда-то Яниса пугали россказни о чудесах Черного бора, но с тех пор, как исчезла его невеста Занэ, ноги сами против воли вели его туда.
И пуще всего одолевало Яниса беспокойство в Янову ночь. Он не понимал, что это: то ли шепот леса, то ли песни птиц, то ли чудесный аромат цветов — манит его в лесную чащу. Должно быть, все же это лесные цветы, ведь вот уже тридцать лет он без памяти их любит.
Под Янов день, когда расцветает душистая ночная фиалка, Яниса всякий раз донимала непонятная тревога. Каждую ночь, измученный бессонницей, он бродил по лесу, и когда находил поляну, поросшую ночной фиалкой, ложился вблизи, покоряясь силе дурманящего аромата. Но ни одного цветка ночной фиалки он ни разу не сорвал. Прозрачные стебельки ее были так нежны и хрупки, белые цветы так прелестны, аромат их так сладок, что Янису казалось великим грехом даже коснуться их своими натруженными, огрубелыми руками.
