Сказки народов Сибири - [5]
Ласково на всех семерых поглядев, Мааны сказала:
— Я хочу есть.
Старший сын — кот, мурлыча песенку, головой о ноги матери потёрся и мелкими шагами побежал на добычу. Три дня пропадал. На четвёртый принёс в зубах малую пташку.
— Этого мне и на один глоток не хватит, — улыбнулась Мааны, — ты сам, дитя, подкрепись немного.
Кот ещё три дня птахой забавлялся, лишь на четвёртый о еде вспомнил.
— Слушай, сынок, — сказала Мааны, — с твоими повадками трудно будет тебе жить в диком лесу. Ступай к человеку.
Только замолчала Мааны, а кота уже и не видно. Навсегда убежал он из дикого леса.
— Я голодна, — сказала Мааны барсуку.
Тот много не говорил, далеко не бегал. Вытащил из-под камня змею и принёс матери.
Разгневалась Мааны:
— Ты от меня уйди! За то, что принёс змею, сам кормись червями и змеями.
Похрюкивая, роя землю носом, барсук, утра не дожидаясь, в глубь чёрного леса побежал. Там, на склоне холма, он вырыл просторную нору с восемью входами-выходами, высокую постель из сухих листьев взбил и стал жить в своём большом доме, никого к себе не приглашая, сам ни к кому в гости не наведываясь.
— Я хочу есть, — сказала Мааны росомахе.
Семь дней бродила по лесу кривоногая росомаха, на восьмой принесла матери кости того оленя, чьё мясо сама съела.
— Твоего, росомаха, угощенья ждать — с голоду умрёшь, — сказала Мааны. — За то, что семь дней пропадала, пусть потомки твои по семь дней добычу выслеживают, пусть никогда они не наедаются досыта, пусть едят с голоду всё, что придётся…
Росомаха обвила кривыми лапами ствол кедра, и с тех пор Мааны никогда не видала её.
Четвёртой пошла на охоту рысь. Она принесла матери только что добытую косулю.
— Да будет твоя охота всегда так же удачлива, — обрадовалась Мааны. — Твои глаза зоркие, уши чуткие. Хруст сухой ветки ты слышишь на расстоянии дня пути. Тебе в непроходимой чаще леса хорошо будет жить. Там, в дуплах старых деревьев, ты детей своих будешь растить.
И рысь, неслышно ступая, той же ночью убежала в чащобу старого леса.
Теперь на ирбиса-барса посмотрела Мааны. Ещё слова сказать не успела, а барс одним прыжком уже вскочил на островершинную скалу, одним ударом лапы повалил горного теке-козла.
Перебросив его через плечо себе на спину, барс на обратном пути поймал быстрого зайца. С двумя подарками мягко прыгнул он вниз, к жилищу старой Мааны.
— Ты, ирбис-сынок, всегда живи на высоких скалах, на недоступных камнях. Живи там, где ходят горные теке-козлы и вольные аргали[1].
Взобрался барс на скалы, убежал в горы, поселился между камней.
Куда пошёл тигр, Мааны не знала. Добычу он принёс ей, какую она не просила. Он положил к её ногам убитого охотника.
Заплакала, запричитала большая Мааны:
— Ой, сынок, как жестоко твоё сердце, как нерасчётлив твой ум. Ты первый с человеком вражду начал, твоя шкура полосами его крови на вечные времена окрашена. Уходи жить туда, где полосы эти будут мало приметны, — в частый камыш, в тростники, в высокую траву. Охоться там, где ни людей, ни скота нет. В хороший год питайся дикими кабанами и оленями, в плохой — лягушек ешь, но не трогай человека! Если человек тебя заметит, он не остановится, пока не настигнет.
С громким жалобным плачем полосатый тигр в тростники ушёл.
Теперь отправился на добычу седьмой сын — лев. В лесу охотиться он не захотел, спустился в долину и приволок оттуда убитого всадника и мертвую лошадь.
Мааны-мать чуть ум не потеряла:
— Ох-ох! — стонала она, царапая свою голову. — Ох, жаль мне себя, зачем родила я семерых детей! Ты, седьмой, самый свирепый! На моём Алтае не смей жить! Уходи туда, где не бывает зимней стужи, где не знают лютого осеннего ветра. Может быть, жаркое солнце смягчит твоё твёрдое сердце.
Так услала от себя всех семерых детей жившая когда-то на Алтае большая Мааны.
И хотя под старость осталась она одинокой, и хотя, говорят, умирая, никого из детей своих позвать не захотела, все же память о ней жива — дети зверя Мааны по всей земле расселились.
Давайте же споём песню о Мааны-матери, сказку о ней всем людям расскажем.
Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.
Семеро братьев
В незапамятные времена, когда людей на Алтае ещё не было, пришли сюда семеро братьев. Были они крепкие, как семь медноствольных лиственниц, сильные, как семь бурых медведей, дружные, как семь серых волков.
Коня на земле не нашлось, который мог бы поднять хоть одного из них. Кочевали братья пешие, опираясь на семь медных посохов, толщиной в обхват. Когда братья по земле идут, быстрокрылой птице их не догнать; если они по горам шагают, легконогой кабарге от них не убежать.
Косы шестерых старших братьев были сединой, как инеем, подёрнуты, коса младшего — черна, как крыло чёрного ворона.
Вот однажды, после удачной охоты, сидя у зимнего костра, братья призадумались:
— Мы, шестеро, состарились одинокими. Но седьмой ещё молод. Однако на семи горах, на берегах семи рек, в семи лесах — нигде человека не видно. Где найдём жену младшему брату?
Младший на небо посмотрел и молвил:
— Там, в стойбище Улькер-каана, живёт светлоликая Алтын-Солоны, стройная, как игла. С ней хотел бы я зажечь один костёр, поставить один аил.
