Сказки народов Европы - [126]
— Сегодня я к ней проберусь!
— Что ж, приходи, — откликнулась красавица. — Пробьет десять вечера, буду тебя ждать.
Пробили часы десять раз, приходит молодец. А она ему из комнаты кричит:
— Загаси-ка огонь в печи, я забыла!
Идет он гасить, берет совок, засыпает огонь золой, да чем больше сыплет, тем огонь сильней разгорается. Так всю ночь у печи и проторчал.
В пять утра встает Кровь с молоком, выходит. Увидела внизу молодца у печи, удивилась:
— Ты что же? Так печку и не потушил?
Берет совок, посыпала золы на огонь, огонь и погас.
А третий из тех молодцов был суженый красавицы, тот королевич. И тоже говорит:
— Сегодня я к ней проберусь!
Приходит, как она назначила, в десять часов. Кровь с молоком и просит:
— Вынеси-ка лохань с помоями, а то я забыла. Берет он лохань, идет выносить. Да не за свое дело, видно, взялся: только выплеснет, а лохань снова полная. Так всю ночь на дворе и провел с лоханью в руках.
Спозаранку выходит хозяйка во двор:
— Ты что же? Так помои и не выплеснул? Размахнулась и тут же выплеснула. Встречаются снова трое молодцов и друг другу рассказывают, как что было. Первый говорит:
— Я всю ночь дверь закрывал.
А второй говорит:
— Я всю ночь огонь в печи гасил.
А третий:
— Вам больше моего повезло. Я всю ночь из лохани помои выплескивал.
— Да уж! Здорово нас одурачили!
Отправился королевич домой, так суженую свою в хозяйке и не узнал. Проходит время, и решил он жениться. Пошла его невеста к хозяйке постоялого двора — сшить у нее подвенечный наряд. Сшила ей Кровь с молоком красивый наряд. Пошли жених с невестою венчаться — глядь, все платье превратилось в тряпье да в тесемки, в ветошь да лоскутья.
— Что это у тебя за платье? — удивился королевич. — Не буду на тебе жениться.
Невеста снова бегом к хозяйке. Кровь с молоком опять сшила ей красивый наряд, а на венчанье то же случилось: не платье, а тряпье.
На третий раз королевич сам повел невесту к портнихе за платьем. И сшила Кровь с молоком такое платье, в каком он ее первый раз в жизни увидел, в доме отца с матерью.
Взглянул королевич, сразу вспомнил и платье, и свою суженую. И говорит:
— Вот моя жена, и другой мне не надо.
Жан Заверни-под-рукав
Французская сказка
Перевод С. Небольсина
В те времена бедняки так маялись, что и не описать. Столько было всяких войн, что вспахать землю было некогда. Опустели поля: ни зерна, ни хлеба. У господ-то в амбарах запасы были, а мужик-деревенщина питался чем попадя, иной раз и травою.
Бедняжка мать плакала в своей хижине: дети голодны, а накормить их нечем. Кто, кроме матери, поймет такое горе? Детишки голосят — у нее сердце надрывается. «Будь их у меня хоть двое, — думает женщина, — я бы их еще выходила. А с третьим что делать, с ним-то как быть?» И она все плакала да плакала; а горю своему пособить нечем. «Возьму-ка да потеряю его в лесу!»
Но когда задумалась женщина, кого из трех ей лишиться, горько ей стало, и она снова заплакала.
И вот решила она избавиться от младшего. Посылает мать детей в лес и первым двум говорит:
— Пойдите погуляйте в лесу да зайдите подальше. Вот вам горох, сыпьте его по дороге, по гороху дорогу обратно найдете. А Жан заверни-под-рукав пусть остается. Спрячьтесь от него в лесу да там и бросьте.
Так дети и сделали, как мать им сказала. Идут себе, идут, старший горох по пути рассыпает. Зашли далеко, уж еле ноги волочат. Остановились и сели под большим буком. Поели с него орешков, голод утолили. Самый маленький заснул, тут они его, бедняжку, и бросили.
Проснулся Жан заверни-под-рукав, видит, братьев нет. Стал сам искать дорогу — он видел, как старший брат сыпал горошины; по ним и добрался до дому.
Приходит домой, а уж ночь, двери заперты.
— Мамочка, а мамочка! Открой дверь!
Мать бежит, дверь открывает и спрашивает:
— Ты откуда, мой малыш?
Он ей и рассказал, как братья его потеряли и как он нашелся.
Бедняжка был весь мокрехонек. Мать вздохнула горько, развела огонь, отогрела его.
Назавтра снова послала она детей в лес и наказывает: на этот раз чтобы Жан заверни-под-рукав не вернулся!
Послушались ее сыновья, так все и сделали. Оставили братца в большом овраге в глухом лесу.
Жан заверни-под-рукав был хоть и мал, а кричал громко! Звал он, звал свою мать, что послала его, бедного, на погибель. Никто не отозвался, разве только свой крик и слышит. От таких криков и каменное сердце дрогнет.
Плутал малыш по лесу там и сям и выбрался по тропке на луг, где пасся бык Морель. Испугался он, крохотный, такого огромного зверя и спрятался в траве у кучи камней.
А бык Морель пасся себе спокойно, привольно, подошел да вместе с пучком травы и проглотил малыша.
Мать же горемычная ночей не спит, все мается:
— Что я сделала со своим сыночком? Где его теперь искать?
Встала утром, пошла в лес и кричит:
— Жан заверни-под-рукав! Жан заверни-под-рукав! Где ты?
А его нет. Лес огромный, а Жан заверни-под-рукав такой маленький, что и наступишь, не увидишь.
Мать и у травы спрашивала, где сынок, и у можжевельника, и у сосен, и у огромных буков: не прячут ли они ее крошку? Но и трава, и можжевельник, и сосны только стеной стоят, густо сплели ветви и листья. А буки, старые да раскидистые, словно говорят: «Плохая ты мать, малыша нужно было беречь! Смотри, как мы-то бережем свои малые побеги!»
