Сказки Китая - [76]

Поблагодарил Ша Ичжэнь старушку и отправился в путь. Еще семь раз миновала джума, и подошел он к подножию огромной горы. Гора-то! Вверх идет — вершины не видать, лес на ней густой-прегустой. Взбирался на нее Ша Ичжэнь полнедели, больше ползти нет мочи, забрался на большое дерево, заснул и проспал вторую половину недели. Вторую неделю взбирается вверх юноша, видит — тигр злющий, от страха Ша Ичжэнь голову поднять не может, взглянуть не смеет. Долго лез, к полудню большое дерево отыскал, только думал на него взобраться, поспать немного, вдруг слышит — женский голос зовет:

— Ша Ичжэнь, Ша Ичжэнь!

Дрогнуло сердце юноши, забыл он наказ старой тетушки. «Кто это? Может, тоже золотую птицу ищет?» — Не успел он так подумать, а голос уже совсем близко раздался.

— Ай! Здесь я!

Смотрит — перед ним прекрасная девица очутилась. По правде говоря, отроду не видал Ша Ичжэнь такой красавицы. Только глянул на нее, в глазах зарябило. Понял только, что красавица она удивительная. А девица захихикала весело:

— Что ж это ты на дереве спать собрался? Пошли ко мне, отдохнешь немного.

Потянула она его за собой, а у Ша Ичжэня в голове помутилось — ни согласиться, ни отказаться не может, а ноги-то сами собой за ней идут. Обогнули два больших дерева, и впрямь — домик. Дом-то совсем новый, до того новенький, что сверкает весь. Только вошли в ворота, а там кресло, шкурой покрытое.

— Садись, садись, — изо всех сил девица его усаживает.

Совсем поглупел Ша Ичжэнь, ничего не соображает, опустился в кресло, хый! Тотчас же превратился второй брат, как и первый, в каменную глыбу.

Как ушел Ша Ичжэнь, мать все на дорогу глядит да глядит. Неделю глядит, другую… двадцать недель прошло, а все не видно Ша Ичжэня. И вот однажды младший сын Ша Идэ и говорит матери:

— Мама! Теперь я пойду! Двадцать недель прошло.

Не пускает его мать:

— Молод ты еще! Уйдешь, я одна останусь. Может, братья твои еще воротятся.

Так и не смог Ша Идэ уйти. А мать каждый день говорит:

— Может, завтра они вернутся с золотой птицей.

Неделю так говорила, две, двадцать недель говорила, а все не видно на дороге сыновей. Ничего не поделаешь, пришлось матери согласиться.

— Ладно! Мой младшенький, сорок недель минуло, иди! Все равно не видать нам хороших дней без золотой птицы.

Пошла мать по знакомым и родственникам, заняла маленькую чашечку муки, только и хватило ее на три лепешки. Взял Ша Идэ три лепешки, выслушал материнский наказ да благословение и ушел.

Пошел Ша Идэ в ту сторону, откуда золотая птица прилетала. Семь недель шел и дошел до развилки дорог. У дороги старушка спит, голову платком накрыла. Подошел к ней Ша Идэ.

— Салям, матушка! — И вежливо так спросил: — Надо мне золотую птицу найти, не укажете ли мне, по какой следует дороге идти?

Зевнула старуха, села, на «салям» его ответила, приоткрыла левый глаз и говорит:

— По левой дороге пойдешь — к горе сокровищ попадешь, по правой пойдешь — к казенным амбарам попадешь. Коли захочешь отыскать золотую птицу — по средней дороге отправляйся.

Еще раз зевнула старая женщина и добавила:

— Э! Сколько же я спала? Как проголодалась-то, — говорит, а у самой в животе бурчит.

Быстро выхватил Ша Идэ оставшиеся две лепешки:

— Отведайте, почтенная тетушка!

Не стала старушка отказываться, взяла их, принялась есть, да так зараз обе лепешки и съела.

— Э, э! Ты за золотой птицей идешь, а на средней дороге гора на горе громоздится, по горам удавы да змеи кишмя кишат, всюду тигры да волки рыскают. Без драгоценного сокровища только туда дойдешь, а назад не воротишься.

— Я несу с собой материн наказ да благословение, разве это не драгоценные сокровища? — быстро ответил ей Ша Идэ.

— Э! Запомни тогда уж и мой строгий наказ: тигр появится — за ним иди, змея проползет — за ней ползи, люди окликать будут — не отвечай, горы закачаются, земля завоет — никогда назад не оборачивайся.

Поблагодарил Ша Идэ старушку и тронулся в путь по средней дороге. Шел он неделю, видит — на дороге пчела в лужицу упала. «Пчела-то должна нектар добывать», — подумал Ша Идэ и быстренько перенес ее на сухое место. Подождал, пока пчела улетела, тогда и сам дальше пошел. На третью неделю увидал Ша Идэ изумрудно-зеленую птичку, которую кто-то конским волоском к ветке привязал. «Птица-то должна летать свободно», — подумал юноша, подошел к ней и освободил ее, чтоб могла она улететь.

На седьмой неделе дошел Ша Идэ до подножия огромной горы. Гора-то! Вверх идет — вершины не видать, лес на ней густой-прегустой, даже солнце через него пробиться не может. По земле одни колючие лианы стелются. Полез он в гору. Всего десять шагов сделал, а колючки уж всю одежду порвали, тысячу шагов сделал — колючки ему лицо, руки и ноги поранили. Помнит он материнский наказ, терпит боль, вверх ползет. Вдруг маленькая змейка соскользнула с дерева и прямо ему на шею, холодная такая, скользкая. Отбросил он ее в сторону. А тут еще удав огромный впереди вылез, глаза, словно фонари, большие, пасть широко разинута; тигры справа и слева рычат, волки воют… Поначалу у Ша Идэ от страха сердце запрыгало, но вспомнил он материнский наказ и благословение, вспомнил строгие слова доброй старой тетушки, и успокоилось его сердце, прибавилось у него храбрости. Тут и тигры далеко ушли, и огромный удав уполз.