Сказки и легенды - [8]

А птица продолжала твердить:

…финики Гассана втрое крупнее, чем они есть!

И они росли! Люди чуть не давили друг друга, чтобы поесть этих фиников.

Аулед совсем исхудал. Гассан накупил много козлов и козлят и построил крышу над своей циновкой. Он стал очень честен и считал позором, когда кто-нибудь, не имея собственных козлят, съедал его козленка. Он продолжал по-прежнему бояться и чтить аллаха.

Своим благочестием и богатством он обязан был маленькой птичке, твердившей беспрестанно одно и то же и превращавшей, благодаря частому повторению, ложь в правду. Все находили финики Гассана крупными, все спешили их покупать, все…

За исключением самого Гассана, он втихомолку запасался ими у Ауледа, у которого был теперь единственным покупателем.

Так все это осталось и по сей день.

1861 год (Из цикла «Любовные письма»).

ИЗ СКАЗОК ВАУТЕРА

В прачечной

— Разве, Ваутер, ты не читаешь дома божественных книг? — спросила Фемкэ своего юного друга, когда он снова сидел у нее на опрокинутой корзине для белья.

— Читаю, но они неинтересны.

— Не знаешь ли ты чего-нибудь наизусть?

Ваутер произнес стих из протестантской духовной песни, который, однако, не удовлетворил Фемкэ, хотя она и нашла, что он прочел его очень хорошо.

— А другого ты ничего не читаешь?

Ваутер подумал. Он пробежал мысленно библиотеку Штоффеля: «Творения кружка любителей поэзии»… «Землеведение» Иппеля… «Трактат о правописании»… «Устав пожарной стражи»… «История Иосифа» Гюльсгоффа… «Добрый Генрих»… «Отец Иаков среди детей»… «Проповеди пастора Геллендоорна»… «Катехизис» его же… «Песенник Гоорна»…

Он чувствовал, что из всего этого ничто не может понравиться Фемкэ. Наконец он сказал:

— Я знаю одну книжку, но она не божественная… в ней говорится о Глориозо…

Фемкэ обещала внимательно слушать, и Ваутер начал рассказывать. Сначала он говорил нескладно, с постоянным повторением «и тогда», без которого так трудно обойтись, но вскоре увлекся и стал рассказывать лучше, чем было написано в старой, растрепанной книжке, которую он прочел. Всякий раз, когда речь шла о каком-нибудь разбойничьем нападении или похищении, о каком-нибудь геройском подвиге, он вскакивал с корзины и в лицах изображал деяния своих героев, так что Фемкэ становилось страшно. Тем не менее она наслаждалась, и когда он, наконец, замолчал, искра его своеобразно направленного, но неподдельного вдохновения запала ей в сердце, и оно билось так же сильно, как и у Ваутера, от упоения всем только что слышанным. У обоих пылали щеки, и, право, если бы поблизости находилось судно, готовое к отплытию в Италию, Фемкэ сейчас же отправилась бы туда, чтобы тоже испытать все эти опасности, приключения и… любовные похождения. В особенности же ей понравилось то, что из рассказа Ваутера явствовало, как тверд в своей вере такой итальянский разбойник.

— Не знаешь ли ты еще чего-нибудь?

— Да, — сказал Ваутер, который почувствовал себя уже в своей стихии. — Я знаю еще… это было в маленькой книжке, кажется в альманахе.

И он начал рассказывать:

— В одной большой стране, Фемкэ, был когда-то король, который назывался Инка. Все цари этой страны назывались Инки…

— Как у нас — Оранские?

— Да, как у нас Оранские. Но там, в Перу, — эта страна называлась Перу, — короли пришли откуда-то с солнца, и когда они умирали, то уходили обратно на солнце. И они должны были жениться на девушке, которая происходила от солнца. Таков был закон в Перу…

— Разве это в самом деле было, Ваутер?

— Так написано в книге, Фемкэ. Ну так вот, там был король, у которого было трое детей: одна дочь и два сына. Сыновей звали Теласко и Куско; имя девушки я забыл.

— Пусть ее зовут Мария.

— Это, кажется, не перуанское имя. Нет, лучше Луиза или… Эмма. Или, хочешь, я буду называть ее Фемкэ?

— О нет, лучше называй Эмма, а то я не буду знать, о ком ты говоришь: обо мне или об этой принцессе…

— Хорошо, пусть будет Эмма. Эмма была единственной дочерью солнца во всем Перу. И никто не знал, кто после смерти царя сделается Инкой, так как Теласко и Куско родились в одно время.

— Что, это часто случается?

— Ну, конечно. Это значит близнецы. У одной моей родственницы была даже тройня… Тут нет ничего необыкновенного.

— Итак, Теласко и Куско были близнецы, и король не знал, кто из них должен ему наследовать. Он одинаково любил обоих, а народ перуанский также охотно признал бы обоих королями. Но этого нельзя было сделать, так как в законе было сказано, что всегда должен быть один Инка. Тогда король созвал всех жрецов на высокую гору, чтобы быть ближе к солнцу… потому что солнце должно было решить, кто будет королем.

— Но, Ваутер, не может быть, чтобы это была правда.

— Так написано в книге, Фемкэ. И к тому же… это было очень, очень давно. Перу, знаешь ли, очень древняя страна. По приказанию короля жрецы сложили два огромных костра и положили на них много больших венков из цветов. Но они не зажгли дрова — это должно было сделать солнце.

— Это совсем нетрудно — зажигательным стеклом.

— Нет, без всякого зажигательного стекла, у перуанцев не было зажигательных стекол. И вообще они все это делали именно для того, чтобы узнать волю солнца. Венки на одном костре были сложены так, что составляли букву «Т»; это значило — Теласко. На другом костре было написано «К»… то есть сделано из цветов. Это «К» означало Куско. И вот король опустился на колени, и все жрецы также, и они запели молитву солнцу…